Выбрать главу

Станислав Гагарин

ПО ДУГЕ БОЛЬШОГО КРУГА

Жить не так уж необходимо,

а плавать по морю необходимо…

Древнее изречение

Моим товарищам, с которыми стоял вахту на разных судах и широтах, посвящаю

Станислав Гагарин

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Три дня назад я вышел из колонии и возвращался в свой город поездом.

Приговорили меня к восьми годам лишения свободы, но отсидел из них только два.

Странное дело… Находясь в заключении, я часто размышлял, почему это противоестественное состояние человека определяют глаголом «сидеть». Всем ведь известно, как коротают отмеренный срок «лишенцы». Не сидят же они сиднем все эти годы, на самом-то деле! А вот словечко не отлипает, и про тех, кто стал вдруг отмечен роковой, то есть судебной, печатью, продолжают говорить: «сидит», «отсидел», «посадили»…

Так вот, значит, отсидел я из определенного приговором времени четвертую часть, тут бы мне и радоваться, на стенку лезть от выпавшей удачи, только вот быстро исчезла та окрыленность, она возникла, когда захлопнулись за мною железные ворота. Уже в дороге пришли ко мне снова все тяжкие раздумья, что мучили меня вторую половину отбытого в колонии срока.

В Москву наш скорый фирменный «Урал» пришел с двухчасовым опозданием. В столице у меня были прежние друзья, я не знал, как они сейчас ко мне отнесутся, и потому решил никому не звонить. Видеть родственников, было их здесь предостаточно по отцовской линии, тоже не хотелось. Пришлось бы отвечать на разные вопросы, ловить на себе сожалеющие и любопытные взгляды, да и вообще роль блудного сына меня никогда не прельщала.

Поэтому сел в метро, отвергнув мелькнувшую мысль о такси, где снова оказался б в изоляции, а у меня ее было в избытке, сел в метро, стремясь ощутить себя вольной частичкой толпы, и поехал с Комсомольской площади на Белорусский вокзал. Там довольно скоро определил билет на купейное место в калининградский «Янтарь», и у меня осталось время побродить по улице Горького, пообедав в ресторане «Якорь».

Ночью спал плохо.

В снах моих не было законченного содержания, отсутствовало связное действие, сны возникали из темных глубин подсознания, окутывали мою смятенную, беспомощную душу и высекали из нее холодные искры смертельного ужаса.

Во сне я несколько раз умирал…

О тех, кто однажды уснул и не проснулся, говорят, что им повезло, легкая, дескать, и спокойная смерть. Мне кажется, это вовсе не так. На самом деле, когда спящий человек умирает, он в это мгновение отрешается ото сна, осознает наступление конца и тогда силится окончательно проснуться, вернуться в мир яви, чтоб одолеть так подло и предательски подкравшуюся смерть. Ему хочется сразиться с нею на равных, но тело уже не повинуется человеку, пробудиться до конца не удается, а мозг еще живет, мозг в состоянии осознать происходящее, и тогда приходит именно тот смертельный ужас, которого так боятся люди…

Нет, не легка и спокойна смерть во сне, только вот рассказать об этом другим никому еще не удавалось.

Но я не умирал во сне, мне только снилось, что умираю… Промаявшись ночь, на рассвете сказал себе, что с меня хватит. Осторожно, чтоб не разбудить попутчиков, поднялся и, забрав туалетные причиндалы, отправился в гальюн навести марафет.

Я тщательно вычистил зубы, неторопливо побрился и долго плескался над раковиной, благо пассажиры в вагоне еще спали и ручкой нетерпеливо никто не дергал.

Вытираясь куцым, но достаточно свежим полотенцем из постельного комплекта, я огляделся, посмотрел себе под ноги и смущенно хмыкнул, когда увидел залитый пол. Мне вспомнились вдруг ласковые Галкины упреки, когда она, заглянув в ванную комнату после моего там умыванья, бралась за тряпку.

Это воспоминание поначалу омрачило мой дух, но потом, когда усилием воли переместил возникшую мысль в разряд никогда не существовавшего в действительности, а только услышанного от кого-то, прочитанного где-то, увиденного во сне, появившаяся было перед глазами Галка задрожала, засветилась радужными пятнами и растаяла бесследно.

Заняв место в коридоре у окна, я достал сигареты, но курить натощак не хотелось.

За окном, в правой его стороне, уже поднялось раннее солнце. Убегали на восток созревающие поля и редкие перелески, проплывали у самого горизонта хутора, окруженные старыми раскидистыми деревьями, возникали вдруг и пропадали разъезды и полустанки.