Могло ли быть на юге американских равнин так же морозно, как в Заполярье, где теперь обитают лемминги? Могли ли тропики подходить к Великим озерам? Мало вероятно. И американские ученые сделали вывод: «Современные климаты с их резкими сезонными колебаниями температуры и влажности не типичны для плейстоцена». И предлагают не судить о климатах недавнего прошлого на основе знания современных климатов Земли.
Загадочно и поведение мамонтов. Имеются данные, что они ухитрились перейти из Сибири на Аляску в самый разгар оледенения!
На Аляске былые ледники немногим превосходили нынешние. Казалось бы, Заполярье, омываемое с севера и юго-запада океанами, непременно должно было попасть под власть великих ледников. Этого не случилось.
Однако, несмотря на все эти «антигляциальные» факты, никто из американских геологов даже не пытался усомниться в ледниковой теории.
А разве мало еще более наглядных и загадочных фактов известно скандинавским ученым? Почему же они не желают сделать из этого «соответствующие выводы»?
В нашей стране противниками ледниковой теории выступают преимущественно украинские ученые и исследователи северных районов. На Украине и на побережье Ледовитого океана оканчивался предполагаемый ледяной покров. Заранее можно согласиться, что здесь может быть немало районов, несправедливо захваченных ледниковой теорией.
По редким ископаемым остаткам мудрено судить о природных условиях прошлого. Животные подчас уходят за сотни километров от мест своего постоянного обитания. Птицы и рыбы совершают кругосветные путешествия. Одни и те же растения обитают в разных географических зонах. В тундре, например, встречается не только типичная полярная растительность (мхи, кустарнички, карликовая береза): в долинах рек нередки ольха, тополь, ива, осина.
Но это еще полбеды. Стволы и ветви деревьев, кости животных часто переносятся на сотни километров реками и морскими течениями. Порой они вымываются из древних слоев и переоткладываются в более молодые. То есть перемещаются не только с места на место, но и из века в век (каждый слой — это страничка прошлого).
Главная задача палеонтологов — восстановить облик вымершего животного по его остаткам, а то и по одним лишь следам (от некоторых животных по сей день сохранились одни лишь следы). А в каких слоях встречены кости, какие другие ископаемые соседствуют с ними, какие геологические силы изменяли и превращали в камень остатки — эти вопросы считались второстепенными.
Наконец палеонтологи разобрались с главной задачей и восстановили множество вымерших видов животных и растений. К этому времени зародилась новая, очень интересная наука (сейчас она близится к расцвету) — экология. Она изучает живые существа в их взаимосвязи между собой и со средой обитания. Ее интересует жизнь сообществ в определенных географических условиях.
Экология от современности стала углубляться в прошлое. Появилась палеоэкология — подобная мосту, связывающему геологию с биологией (палеонтологией). Однако наука еще очень молодая.
Чтобы восстановить географическую обстановку прошлого, требуются не единичные находки ископаемых, а массовые, требуется кропотливое исследование слоев, содержащих остатки. Нужны знания биологии, экологии, географии, геологии. В этих науках немало остается «белых пятен». Да и знания отдельных ученых (ведь открытия делают конкретные ученые) ограниченны.
Геологи восстанавливали историю ледникового периода, исследуя современный рельеф, четвертичные отложения, валуны. Палеонтологи стремились к тому же, изучая ископаемые остатки. Как бы две бригады пробивали туннель с разных сторон горы. Ничего удивительного, если при встрече оказалось, что штольни не очень точно стыкуются между собой.
Значит, вовсе не обязательно пугаться некоторых противоречий и головоломок. Они неизбежны. Тем более, когда науки молоды, фактов очень много, а знания наши — тоже неизбежность! — ограниченны.
Известный русский биолог Н. К. Кольцов говорил: «Наука есть искание истины». В. И. Вернадский писал о необходимости полной свободы в этих исканиях:
«Ученые — те же фантазеры и художники; они не вольны над своими идеями; они могут хорошо работать только над тем, к чему лежит их мысль, к чему влечет их чувство. В них идеи сменяются, появляются самые невозможные; они роятся, кружатся, сливаются… И среди таких идей они живут, и для таких идей они работают».