- Г-главное, спокойствие, – я ободряюще похлопала себя по руке, не сводя глаз с сонно моргающих огоньков. – Сначала надо разобраться. Или хотя бы свет зажечь.
Над печкой угукнуло, глуше и, кажется, одобрительней. Так, трут, кремень и кресало при мне, а рядом с печкой должны быть какие-нибудь щепки или ветки… Бледный трепещущий огонек нехотя обрисовал закопченное печное устье, но вместо трубы над ним обнаружился здоровенный филин, удивленно выпучивший огромные желтые глазищи.
- Здрасте, – брякнула я, перехватывая импровизированную лучину двумя руками, чтобы не тряслась так сильно. – А где бабуля?
Филин приоткрыл тонкий клюв, и на миг показалось, что сейчас прозвучит классическое: «Я за нее!», но вместо этого раздалось отчетливое недовольное уханье.
- Спасибо, – пробормотала я, когда птица закончила высказываться на тему всяких там непрошеных гостей и, встопорщив перья, стала похожа на огромный пестрый шар. – Я тогда пойду.
- Вали, – отчетливо произнес филин, заставив меня вглядеться в него повнимательней. Черт знает, вдруг на самом деле говорящий? Но филин, посчитав долг гостеприимства исполненным, закрыл глаза и больше не проронил ни звука.
Поднявшись на ноги, я медленно провела лучиной из стороны в сторону, но иной живности не обнаружила. Даже дохлых гадюк на стенах не наблюдалось – вместо них с широких полок щетинились полированными сучками непонятные скульптуры из перекрученных древесных корней. Еще более странно выглядела торчащая прямо из стены толстая ветка, на которой, будто на вешалке, вперемешку сохли залатанные полотенца, тряпичный коврик и пара березовых веников.
- Интересно лобзик пилит… – обойдя «вешалку», я склонилась к низенькому, затянутому мутной пленкой окошку. Единственное, что удалось разглядеть за ним, так это то, что снаружи, кажется, светало. Почесав нос, я еще раз глянула по сторонам, просверлила взглядом темный угол, из которого пришла, не обнаружила ничего занимательного, пожала плечами и шагнула к двери. Раз хозяйки нет дома, можно попробовать поискать ее во дворе, а заодно аккуратненько осмотреться – если я попала-таки в иной мир, то надо понимать, к каким испытаниям себя готовить.
Дверь оказалась низкой и тугой, а порог высоким, будто барьер. Упираясь руками в косяк, а поясницей в скрипучую створку, я медленно протиснулась наружу, нащупывая ногой крыльцо, и чуть ухнула вниз. За дверью оказалась пустота. Не совсем, конечно – под порогом обнаружились ряды узловатых ветвей и покрытый наростами ствол, круто уходящий вниз. На ветвях, словно осиные гнезда, покачивались серые гроздья смерзшихся крылаток. Хм, ясень?
Держась за дверную ручку, я в задумчивость присела на порог. Да, навесу избушку держал именно ясень – огромный, белесый, настоящий патриарх лесного мира. Внизу в жемчужно-сером утреннем сумраке виднелся иссеченный трещинами комель и толстые корни, осьминожьими щупальцами торчавшие из снежных наносов. Под снегом журчала вода и, прорываясь сквозь намытые ледяные уступы, стекала в темную полынью, окруженную щетками засохшего камыша. Первые солнечные лучи тонкими штрихами обрисовывали круглую поляну и силуэты склонившихся поодаль берез.
Меня пронзило странное чувство дежавю и одновременно – удивительной нереальности происходящего.
«Сплю? – засунув руку в рукав, я осторожно ущипнула себя за запястье. – Или не сплю? Вот в чем вопрос».
Хотя о чем это я? Пора бы уже привыкнуть, что между моими видениями и реальной жизнью разница почти не просматривается. Как бы то ни было, я здесь не просто так, а по делу. И для начала неплохо бы спуститься на землю.
Съехав с толстого ствола в неглубокий сугроб, я побрела вокруг незамерзающего озерца туда, где между покрытых инеем берез виднелась широкая просека. На краю поляны обернулась и бросила взгляд на вросшую в дерево избушку. Или, наоборот, это ясень проткнул своими ветвями бревенчатые стены, окружил со всех сторон и поднял над землей маленький кривой домишко? Вот тебе и куриные ножки…