А еще резной каменный столб с уходящей в темноту цепью, тяжелой, туго натянутой, и блестящую полированную грань… хрустального гроба?
«Ну, хоть здесь по канону…» – проскользнуло в голове. И тотчас снизу с силой толкнуло, окатывая рукава мгновенно остывающей водой, и кубок синим призраком запрыгал прочь, будто сам собой. Соболек, вот зараза!
Темнота наверху гневно выдохнула и сгустилась, готовясь извергнуть громы с молниями.
- Да оставь ты, – сказал брату Лазарь. – Как сошлось, так и вышло. Небось, не на всю жизнь занимает.
- Попробовал бы еще! – ответил Властимир.
Хрустальный гроб тренькнул и рассыпался роем золотистых светляков.
3.4
Сонные чары отступали неохотно, едва ли не со скрипом. Не таяли, как положено, а сползали с холмов в низины, подобно ледникам, и, затаившись в сизом сумраке, как будто размышляли – а не вернуться ли?.. Чувствуя такую неопределенность, и город не спешил оживать, оглашаться птичьим пением, шумом ручьев, людским гомоном, пестреть распускающимися цветами и зевающими горожанами. Все оставалось, как прежде, только дома один за другим проклевывались из-под стеклянной пелены чар – низенькие, округлые, и правда похожие на грибы. Я не ошиблась, полагая, что их выдалбливали прямо в каменистом склоне, и то не весь дом, а лишь фасадную часть, выступавшую где больше, где меньше. Перед фасадами жались крохотные палисадники, отделенные от улицы каменными же оградками, высотой примерно мне по пояс. И все вокруг: стены домов, и плоские, чуть скошенные крыши, и оградки, и столбы на улицах – все было покрыто каменной резьбой, с первого взгляда простой, но удивительно гармоничной. Выглядело это красиво, а если сощурить глаза, то холмы и вовсе виделись разукрашенными свадебными караваями, правда, бледноватыми, без румяной пропеченной корочки. И изрядно зачерствевшими от времени.
А время… его как будто и не было.
Я потерла взопревшую шею и посмотрела по сторонам. За последние полчаса ничего вокруг не изменилось. Слева сидел на земле Лазарь, привалившись спиной к ящику с дымовухами и вытянув длинные ноги. В пальцах у змея будто сами собой плясали сосновая чурочка и резак с коротким прямым лезвием. Справа… стоял, конечно, Властимир, вросши уже не в корабельную палубу, а в тесанный желтоватый камень мостовой. Чуть дальше суетился оборотень, распуская невидимый в человеческом образе хвост перед спящей красавицей. То есть, конечно, уже не спящей, но все равно какого-то сомнамбулического вида. Красавица сидела на втором перевернутом ящике, выпрямив спину и сложив руки на коленях. Глаза ее выцветшей синевы глядели мимо Соболька куда-то в неведомое, бледные губы беззвучно шевелились.
Когда хрустальный гроб рассыпался бенгальскими огнями, показалось, что никакой красавицы в нем нет. Ведь, по словам Ягины, у спящей девицы должны были иметься и звезды во лбу, и месяц под косой, и неимоверно светлая краса, превращающая темную ночь в ясный день. Что-то из перечисленного обязательно должно было озарить склеп при пробуждении самой девицы – так мне думалось. Но фейерверк потух, и вновь сползлась темнота, густая, как несвежий мед, почти ощутимая на ощупь. Потом над нами заскрежетало со страшной слой, и чья-то тяжелая длань подтолкнула меня к туннелю: ходу, мол, и поживее! А когда мы, один за другим вывалились на свет божий, выяснилось, что компании нашей прибыло.
Я снова поглядела на безымянную девицу и невольно поежилась, хотя было тепло по-прежнему. Не первый раз замечаю, что восставшие от смертного сна выглядят… не мертвыми, нет, но и не особенно живыми. Властимир, тот, проснувшись, хоть и гремел, аки гром, и в драку сразу полез, но вид у него был – в гроб и то краше кладут. И нынешняя красавица больше похожа на труп… ладно, призрак невесты, помершей явно не своей смертью и явно от несчастной любви. Ведь, как нарочно, обряжена в белое с головы до ног.
Я тронула Лазаря за рукав:
- Чего мы ждем?
Змей сдул с пальцев налипшие стружки и неопределенно махнул чуркой… впрочем, уже не чуркой, а ложкой с фигурным навершием:
- Да вот, ждем…
Над холмом опять прокатился треск, потом громыхнуло, и по стенам терема застучали невидимые камушки. Не удержавшись, я развернулась и задрала голову. Четвертая… Итого шесть, считая те две, что порушил Соболек. Осталась последняя маковка на тереме, и хотя выглядит она крепче некуда, что-то мне подсказывает – ей осталось недолго. А когда обрушится последняя, что случится? Исчезнут чары? Или… наоборот? Я покосилась на девицу, и желание очертить вокруг себя охранный круг сделалось куда ощутимей.