- Не оборотня какая?
- Большун глядел. И солью на нее сыпал, заговоренной. Ничего, не почесалась даже.
Интересно, когда Большун успел? Я поскребла шею, потом украдкой лизнула ладонь. Соленая? Непонятно.
- Так чего, вести на двор-то… на царский?
На царский? Это в каком царстве столицей город Вышеград? Я попыталась напрячь память, но в ответ получила лишь волну головной боли. Перед глазами запрыгали темные мушки. Простудилась, что ли?
- Веди, коли велено.
Меня, не спрашивая разрешения, поставили на ноги и слегка подтолкнули в спину. При мысли, что опять придется куда-то идти, даже слегка затошнило.
- Ничего, – вновь забубнил Большун, цепляя меня под руку. – Недолго осталось.
- Скажи, пожалуйста, а кто у вас нынче царь? – вежливо спросила я, повисая на нем. Он пробормотал что-то неразборчивое.
Прибытие на царский двор я пропустила. Возможно, отвлеклась на собственные мысли или отключилась на некоторое время, но показалось, что только моргнула, а все вокруг как-то неуловимо изменилось. Хотя этот новый двор тоже был широким и чистым, а царские хоромы от местных казарм отличались лишь наличием трехэтажного терема и деревянной резьбы на окнах, крышах и крыльцах. Все постройки были крепкими, толстостенными и такими надежными на вид, что даже стихийное бедствие не могло бы выдернуть их земли, в которую они накрепко вросли всеми венцами. Такое, во всяком случае, было впечатление.
Закутанная в пуховый платок румяная девица при виде нас всплеснула руками:
- Ох, ты ж, батюшки, привели!
И лицо девицы, и этот взволнованный жест показались мне смутно знакомыми.
- Матушке скажи, пусть глянет, – пророкотал Большун.
Наверху хлопнула дверь, и на широкое резное крыльцо выплыла еще одна фигура: высокая ростом, дородная объемами, в распахнутой бобровой шубе до пят. Особую важность фигуре придавал выпирающий шаром живот, пожеванное гусиное перо за ухом и вяленая рыба, которую оная фигура обсасывала с явным удовольствием. При виде меня вновь прибывшая сначала сощурилась, потом широко раскрыла глаза и выдернула рыбу изо рта:
- Маринка!
- Анька, – растерянно пробормотала я, делая шаг вперед.
4.4
- Не пущу!
- Палагна Тимофеевна, уйдите с дороги, по-хорошему прошу.
- Не уйду! А ты стой, где стоишь. О себе не думаешь, так хоть дите пожалей!
- Бабушка! Да это моя подруга! Вы ее не помните, что ли?
- И что с того, что подруга? Не видишь разве, что она замороченная? – Сухонькая старушка в бархатной душегрее гневно уперла кулаки в бока, потрясая высоким головным убором. Бессменная нянька царевича Ивана ничуть не изменилась с нашей последней встречи три года назад и была, как всегда, тверда и бескомпромиссна. – Не пущу, не думай даже!
Анька побагровела, а я прислушалась к себе. Ощущения были не самыми приятными, но, не считая холода, усталости и тоски, с которой я сроднилась настолько, чтобы почти ее не замечать, ничего особенного не чувствовалось. Разве что непонятная апатия, сквозь которую все виделось как будто в тумане, и равнодушие… я ведь подругу встретила, а она, как ни крути, самый близкий мне человек в этом мире. И вот Анька передо мной, живая, здоровая, живет отнюдь не в берлоге… Стоило бы за нее порадоваться, а я чувствую себя, почти как вяленая рыба, коей подружка что есть сил размахивает по сторонам – у нее вот-вот хвост оторвется, но рыбе плевать. Может, это и есть замороченность?
- Слушай, Ань, и правда, ты это… не подходи пока, – перекричать их с бабкой было нереально, но странным образом меня услышали.
- Ты как вообще? – шумно дыша, спросила Анька. Темперамент темпераментом, но в благоразумии ей тоже нельзя было отказать.
Я вяло пожала плечами.
- Нормально.
Палагна звонко фыркнула.
- Сказала черно набело, а бело начерно. Ох, прости, Вышний… – Она повернулась к замершим невдалеке девицам, среди которых была и та, знакомая мне: – Чего встали, чего глаза вылупили? Дунька! Веди ее в баню!
Девица осторожно подцепила меня под локоток, потянула вправо. Тут я вспомнила и ее:
- Радуня?
Она быстро кивнула, отводя глаза.
- Что, так плохо выгляжу? – Или девушка просто боится…
- Нехорошо, не по-людски, – чуть слышно шепнула Дуня, пропуская меня в темный предбанник и тотчас закрывая за мной низкую дверь. Я пожала плечами и на всякий случай пощупала лицо: а вдруг опять чешуя полезла? Вроде бы не с чего, ну а вдруг? Но на ощупь лоб и щеки были гладкими и вполне человеческими, ни тебе перекошенного рта, ни нервного тика, даже глаз не дергался. Вот и думай, что девица имела в виду?