Выбрать главу

позабытого прошлого слой.

Был я грузчиком после занятий,

удлиняя стипендии длань,

рос живот у тебя, словно спятил,

никакую не жалуя ткань.

Будни шли, сарафаны трещали,

и однажды заметили мы,

что все женщины в городе стали

выше носа носить животы.

Ну буквально, куда ни посмотришь

(солидарность ли в деле таком?),

стало первой заботою модниц

украшать свой наряд животом.

Животы, животов, животами -

словно поле гигантских цветов

колосилось и спело пред нами

в ожиданье двуногих плодов.

Вместо радости, чувство досады

поселилось во мне, как на грех:

пополненье Господнего сада

оказалось доступным для всех.

Еврейская тема

Как будто добавка и звука, и краски

к любому реченью, картине, перу,

еврейская тема - загвоздка, закваска,

завязка души и свечи на ветру,

И соли, и перца, и криков напрасных,

и шутки, почти со слезой наравне,

на белом - белее,

на черном - чернее,

на боли - больнее и круче вдвойне.

Еврейская тема - причин подоплека,

ужимка, ухмылка, увертка, скандал.

Куда нам деваться, коль Бог наш, нивроко,

еще двух Богов ненароком создал?

Три четверти мира - еврейская тема

и в вере, и в звере - во тьме и в огне:

на белом - белее,

на черном - чернее,

на боли - больнее и круче вдвойне.

* * *

Ведь все начиналось

с какой-то песчинки,

с какой-то молекулы,

льдинки,

луча,

не знала различий

ни в роде, ни в виде

та самая первая

наша душа.

Христианский завет

сотворен был евреем,

египетский принц

(и, возможно, - араб)

принес иудеям

и тору, и веру,

и все, с чем мы строим

и душу, и град.

О люд шебутной,

перед новым насильем

назад оглянись

сквозь сплетенье креста,

вглядись, как скорбит

Богоматерь Мария -

еврейка, что нам

подарила Христа!

Но в буйном беспамятстве

прет эпопея,

и прыгают буквы,

срываясь с листа:

араб никогда

не признает еврея,

еврей никогда

не признает Христа.

...Пускай не о том

ты тогда горевала,

и площадь кричала

пускай не о том -

мы только модели

вселенского шквала,

не надо сначала:

опять переврем.

* * *

Стаканы, стаканы, стаканы -

родимых напевов ключи,

мы водку глушили стаканами,

к вершинам стаканами шли.

О что за весомое слово

(сплетенье потерь и удач)!

Великой державы основа -

партиец, стакан и стукач.

- Мы дети стаканьего рая,

стаканьей семьи алкаши, -

сказал мне, стакан поднимая,

мой друг в барнаульской глуши.

- Ты думаешь, кто ты? - спросил он,

когда мы пошли по второй, -

по-русски сказать, то еврей ты,

еврей ты, но с русской душой.

Под лестью наигранной млея,

пьянел я, добрея и злясь,

как брат, обнимал я Андрея,

еврейством тем русским гордясь.

Пурга за окном разыгралась,

знать, тоже хмельная была,

стаканья страна кувыркалась,

бурлила, блевала, блюла.

Полвека легло между нами,

распила земного разлет -

та боль, что томилась в стакане,

теперь раздирает мне рот.

Кричу я (зовите хоть сукой!),

предатель, изменник, изгой:

- Как вытравить мне эту русскость,

еврею, но с русской душой?

И все... И душа опадает,

гляжу в пустоту, как чурбан,

лишь тихо к губам припадает

задумчивой гранью стакан.

А там, из Сибири далекой

Андрей, заметенный пургой,

моргнет мне: алеха ты, Левка,

не лучше ль еще по одной!

* * *

Еврей, еврей - всегда местечко,

всегда скандал, всегда квартал.

Летят любовники над речкой,

как их Шагал нарисовал.

И нету дня, и нету ночи,

летят за счастьем, за кордон.

Еврей, еврей - ну что он хочет?