конь стреноженный в землю глядит.
Старины бы ему! Тишины!
Да травы до груди, до ланит!
Что же Бог? Где же Бог? Что же он?
Русь на дыбе – и карта пуста!
Помолись за нее и поклон
сотвори, будто крест в три перста!
Сотвори ей и крест, и поклон,
старины нанеси, наколдуй!
За сверкающей цепью времен
Бог и царь, и бунтарь, и холуй.
А меж ними народ да народ,
всей четверке, видать, по плечу.
Что ж теперь городить огород?
Что ж зазря наддавать палачу?
Ни к чему, ни к чему, ни к чему.
Пробужденью предшествует сон.
Русь, как грусть, неподвластна уму.
Что ж она? Что же я? Что же он?
Что же он? – пропади! – Что же Бог?
Поп намедни свалял дурака:
угодив попадье промеж ног,
промеж глаз ей нанес тумака.
Тишины нанеси, наколдуй,
нарисуй поцелуй попадье
и в наитье божественных струй
причастись к ее вещей судьбе.
Что ж она? Что же ты? Что же он?
Покатилась, кружась, голова,
и сочился багрянец с икон,
и, алея, сочилась трава.
* * *
Назови ты меня русофобом,
юдофобом меня назови -
мне не цокать копытцем особым
за копытное дело любви.
Лес из хвои, деревья из чуда,
зайцы, белки - святая родня,
нет мне краше и радостней люда,
нет сограждан родней для меня.
Только знамени белого снега,
только роду пера и резца,
только реву желанья и неги
я готов присягать без конца.
И давай уж на этом поладим,
не истлеют ни пыл наш, ни дух,
коль всегда и во имя, и ради
мы готовы крушить в прах и пух.
* * *
Бог, сильнее Дьявола, - сверхдьявол,
Бог, слабее Дьявола, - слабак.
Так и будем жить на этих сваях
плохо, хорошо и кое-как.
И сводить друг с другом будем счеты,
и любить, и ладить, и прощать,
а когда долюбим до чего-то,
будем понемногу убивать.
Развернем знамена по веленью
попранной земли, оков и прав
и пойдем в святое наступленье,
Бога славя, Дьявола поправ.
Впрочем, кто есть кто, не очень ясно,
это уж кому как подфартит,
пуля безыдейна и безгласна,
не нажмешь - она не полетит.
Ведь ничто не водится без дыма,
кто-то в лес, а кто-то по дрова -
главное, что есть у нас "во имя"
и на случай - дружное "ура".
Так и будем жить на этих сваях
плохо, хорошо и кое-как.
Бог, сильнее Дьявола, - сверхдьявол,
Бог, слабее Дьявола, - слабак.
* * *
Он говорил, как будто был
судьей всевышним,
как будто знал, что люб и мил
больным и нищим.
Он говорил, как будто бил
всей силой духа,
и камень рук его и крыл
был легче пуха.
С такою легкостью взлетал
над миром падшим,
что слов его литой металл
был краше пашен.
Он за собой к вершинам звал,
на башни, к звездам,
и зал всегда ему внимал,
как мог, серьезно.
А после все сползало вспять,
к своим началам,
он уходил в себя опять
и вновь молчал он.
Молчал и думал, и страдал,
порою злился,
что люд больной не принимал,
его так близко,
что нищий люд, и глуп, и крут,
не знает Бога,
что тут ни пряник и ни кнут
уж не помогут.
Потом опять, огнем гоним,
взнуздав надежду,
он шел на них, за них, по ним
и даже между.
И снова камень был, как пух,
а в крыльях - скрипки,
и высекал мятежный дух
в них по улыбке.
И все кончалось тем же сном
и явью той же:
поочередно ночь со днем
менялись кожей.
И в этой круговерти мен,
белил и пятен
кружился мир, горласт и нем,
и скрыт, и внятен.
Кружился мир в потоках слов,
в домах, в машинах,
но бил свой час - и кто-то вновь
все звал к вершинам.
* * *
Мне нельзя с господами Богами так много ругаться,
они тоже, наверное, гордость имеют свою,
может быть, может быть,
может стать, может статься...
Может, в этом вопросе я просто от всех отстаю.
Может, в их городах тоже есть, как у нас, неполады,