В прихожей встретила Татьяна.
— Ты уже?
Виктор Сергеевич рассеянно кивнул.
Жена ушла на кухню.
— Ну, пошли обедать. Как прошло?
Он думал, его убитость написана на лице. И вообще, даже если бы все прошло идеально, неужели Татьяна осталась бы такой спокойной и безучастной, как сейчас? Он целый год трудился, жил этим, а она спросила будто о погоде…
Виктор Сергеевич разделся, прошел на кухню. Супруга расставляет тарелки.
Впрочем, она весь год такая. Поддерживала, но только на словах, как-то… сухо. Все будет хорошо, ты справишься, я в тебя верю. Дежурные фразы, а сама словно думала о чем-то другом. Виктор Сергеевич не обижался, слишком был поглощен делом, но вот сейчас это почему-то задевает за живое.
— За окном такая слякоть, — говорит Татьяна. — Хотела в магазин, но грязь отбивает всякое желание.
Виктор Сергеевич вздохнул. Она что, не заметила, что он не ответил на вопрос? Или ей все равно?
Хотя… мог бы давно привыкнуть. Он и привык, просто день особенно поганый. А вообще они с женой давно отдалились. Татьяна потеряла ребенка. Первенец родился мертвым, она впала в депрессию, и с той поры их семейная жизнь — вечные сумерки. Не тьма, все-таки люди не чужие, но и тепла почти нет. Живут вместе, стараются друг другу не мешать.
— Ты хмурый. Что-то случилось?
Виктор Сергеевич, помешивая сметану в борще, невесело хмыкнул. Надо же, заметила. Не прошло и полугода.
А потом рассказал.
Рассказывал долго, с чувством. Давно не отпускал жене такой монолог, последний раз столько внимания ей было, когда она сделала ему подарок на юбилей, и Виктор Сергеевич произнес в честь супруги длинный тост, который скачал из Интернета. Так и не сказал ей тогда, что за пару дней до круглой даты нашел подарок под шкафом.
— Ох, горе-то какое! — посочувствовала Татьяна. — Ну, ничего страшного, Витюша. Может, найдут диссертацию. Да если даже нет — напишешь другую.
Она что, издевается? Второй Шилов сыскался…
— Таня, я год работал! Год!
— Зато жив, даже особо не пострадал! Радуйся! Лучше иди в спальню, полежи. Лед принесу, приложишь к голове.
Жена принялась мыть посуду.
— Сегодня вечером снег обещают, первый в этом году. Хорошо бы, а то слякоть надоела. Вот только снег растает, и станет еще грязнее.
Не доев борщ, Виктор Сергеевич ушел в комнату мрачнее тучи. Жена совсем не понимает. Хорошо, что в компьютере на кафедре есть копия диссертации. Придется перенести защиту на несколько дней, извиняться, а он так этого не любит. Пришел, увидел, победил. Перфекционизм, чтоб его… Если закрыть на это глаза, то ничего фатального.
Глаза он и впрямь закрыл — как только голова опустилась на подушку. Жена принесла пакет со льдом, таблетки и стакан воды. Оставила на тумбочке и, мурлыча какой-то мотивчик, вышла.
Виктор Сергеевич потер ладонью сердце.
Как он все-таки зол! Она ведет себя, будто ничего не случилось…
Дремал беспокойно, снилась какая-то дичь. Разбудил звонок майора Топилина.
— Виктор Сергеевич, выяснили, кто твой бегун. Андрей Бурьянов. Знаешь такого?
— Бурьянов?.. Фамилия знакомая. А, который на парах почти не появлялся. Его, кажется, уже отчислили.
— Не только отчислили, но и обрадовали повесткой из военкомата. А отчислили, как ты должен помнить, по твоей милости. Ты завалил его на экзамене.
— С такой в кавычках подготовкой грех не завалить. А то придут в институт воздух пинать…
— Парень, скорее всего, винит тебя во всех бедах. Уболтать его стащить твой портфель было проще простого.
— Его взяли?
— Дома его нет. В больнице, где лежит мать, тоже. Отец давно умер. Сейчас шерстим друзей-подруг. Зато взяли твоего Шилова! Ты рад?
Виктор Сергеевич подпрыгнул с кровати.
— Не представляешь, как! Пытали?
Майор усмехнулся.
— Тебя ждем. Приезжай. Попробуем взять на понт, мол, Бурьянова уже повязали, в соседней комнате сдает с потрохами, так что пиши признание, пока не поздно.
Виктор Сергеевич не приехал — прилетел. Униженный, затравленный Шилов — за такое зрелище можно и деньги заплатить. Коллегу-химика не узнать, перепуган как девочка, самодовольную ухмылку как сдуло. Скрючился весь, дрожит, уже слезу пустил!
— Поверьте, пожалуйста! Ну не имел я понятия о краже, не нанимал никакого Бурьянова…
— Слушай ты, паскуда!.. — орет на ухо Шилову оперативник.
— На колени упаду, мамой поклянусь!
Наблюдавший через стекло Топилин нажал кнопку на пульте, и его голос из динамика в камере отозвал оперативника. Майор, уперев ладони в пояс, выдул из легких воздух. Стоящий рядом Виктор Сергеевич почесал в затылке.