Быстро закинув в сумку нужные учебники, листочки, тетради и с чем-то под названием «пенал», я на скорую руку завязала кеды и выбежала на улицу. Погода была серой, и можно было понять, что вот-вот она заплачет и начнет петь свои песни «капельки». Ее ноты рядом с моей душой, а ее музыка ключ моего вдохновения. Как жаль, что это вдохновение перебьет подготовка к входным экзаменам.
Мой путь был коротким, жила я неподалеку от моего школьного садика. Зайдя в так называемую «школу», я не глядя на расписание побрела в кабинет истории. И как обычно я пришла раньше, чем нужно, до урока оставалось двадцать минут. Кабинет закрыт. Мой взгляд пал на мое любимое место у окна на подоконнике. Там я наконец спокойно могла порисовать. Сев на подоконник и поставив в плеере «Yasuharu Takanashi / Yaiba – Ochibabune », я достала свой самодельный альбомчик и два тряпичных недопенала (кстати тоже самодельных), на которых красовались вышитые улыбки, я вытащила карандаш и стала дорисовывать контуры наброска девушки держащей в руке ромашку.
За окном медленно забарабанил дождь, что было очень кстати, шум дождя в слиянии с музыкой давали неповторимый контраст умиротворения и печали, и вместе становились отличным источником силы и вдохновения для рук, что придерживали альбом и водили карандашом, словно кистью по холсту, рисуя неизведанные миру узоры.
Но эта идиллия продлилась не долго, через некоторое время я ощутила руки, которые обвили мою шею, обнимая её.
- Ты сегодня рановато… Брат до сих пор не вернулась с поездки? – через музыку мои уши наполнились хрипловатым, будто бы прокуренным голом. Почему-то мне всегда казалось, что я могу узнать этот голос из тысячи. Для меня он казался неповторимым, как и его обладатель.
- Мел… Все хорошо? – парень присел рядом со мной. Его странновато вьющиеся волосы как обычно были неповторимо уложены. Глаза были такие красивые и бездонные цвета темного карие, порой мне казалось, что в них можно увидеть ночное небо со звездами в виде хлопьев. Лицо было чуть вытянуто, что придавало ему еще более идеальную форму, кожа была чуть бледноватая и чистая.
- Де-е-ейв! – негромко воскликнула я, выйдя из своего ступора.
- Пока еще нет, но я думаю, что он скоро вернется – кончиком указательного пальца я коснулась его носа, мои ручонки слегка подрагивали из-за холодка моей любимой музы за окном. В моем теле одновременно бушевали два народа. Народ огня, чьи сердца полны любви и счастливых дней, чьи глаза глядят на путь вина с раздольем, чей разум пронизан счастьем и теплом, и чьи руки грели даже в самый холодный и нежданный вечер, с таким теплом, словно любящим, словно родным и терпким, как бокал скисших фруктов цвета темного пунца. Народ льдов и темной зимней ночи, чьи дни прекрасны и красивы, и чьи глаза увидят мглы узор. А их прекрасные узоры, что из души те создают, их темный синий мир, пронизанный морозом и ярким греющим костром. И два народа слившись в одночасье, переплелись в один огонь. По телу бегали мурашки, ну а внутри, так огненно тепло. Мое тело состояло из двух крохотных народов, от этой мысли на моем лице засияла улыбка и мне стала куда легче, чем было утром.
Он, взяв меня за руку, прижал мое худощавое тело к себе, и уткнулся своим носом в мою макушку, некогда раня бледную кожу головы своим обжигающим дыханием.
- Я тоже на это надеюсь, - прошептал он так, чтоб только я могла его слышать..
-Значит ты все-таки любишь моего братика! – на моем лице сверкнула улыбка то ли радости, то ли счастья, но в совокупности моих эмоций это было почти одно и то же.
- Вот тебя я люблю, а его на дух не переношу. Если бы он был не так груб со мной, то я бы более-менее наладил с ним контакт и подружился бы, но все наоборот.