Просто рядом.
— Так, зачем ты пришла? — разрушил тишину Нацу.
Люси встрепенулась, оторвав взгляд от противоположной стены. Кажется, не только он был погружен в свои мысли.
Девушка засуетилась, достав из сумочки толстый глянцевый журнал. На обложке огромными буквами было выведено «NYʼs mistake», а под самой надписью расположились его лицо и лицо Дженни. Нацу непонимающе нахмурился, приняв из рук девушки журнал, и внимательней присмотрелся к глянцу.
— Я договорилась с Эвер использовать вашу с Дженни фотосессию в рамках премьеры «Мулен Руж», — пояснила Люси. — Темой номера было противостояние мужчин и женщин… И я долго не могла найти моделей для обложки. А потом вы пришли ко мне на интервью, и я просто поняла, что вы именно то, что мне было нужно.
— Но почему ты мне не сказала?..
Он держал в руках толстый глянец, смотря на самого себя, стоящего спиной к спине к Дженни. Он помнил эту фотографию. Она должна была пойти на официальный сайт представления и на несколько страниц их интервью в «NYʼs Mistake», и хоть фотосессия проходила в студии журнала, он и предположить не мог, что одна из фотографий окажется на обложке.
— Потому что не было особо времени думать. Эвер дала согласие, и я тут же дала добро, — улыбнулась Люси. — Ну, и я хотела сделать это… сюрпризом. Я знаю, как на тебя сейчас давят в связи с премьерой. Театральные круги кишат слухами. И даже если брать в расчет, что девяносто процентов из этого просто дерьмо, которое не имеет никакого отношения к истине, остаются те десять процентов, которые могут оказаться правдивы.
Люси вперила в него пристальный взгляд, и Нацу за доли секунд почувствовал, как карие глаза девушки проникли ему в душу. Он физически ощутил, как она вытаскивала все страхи, которые он запрятал глубоко и которые обещал никому не показывать.
— У тебя проблемы с Клайвом? — напрямик спросила Люси, разрезав воздух острием ножа.
Журнал в руке стал давить непосильным грузом. Нацу смял его в руках, чувствуя подступивший к горлу ком. За стеной он мог слышать голоса из телевизора и тихий смех матери, а здесь, в коридоре, он лишь чувствовал удары сердца, разносящиеся пугающим набатом.
Люси смотрела пристально, чуть сжав алые губы.
За всей этой драмой он успел забыть, какой на самом деле была Люси Хартфилия, окруженная небоскребами и сумками от Вествуд. И сейчас он вновь почувствовал себя баристой из Бруклина, стоявшим перед девочкой с Верхнего Ист-Сайда. Это чувство пугало.
— Он мной недоволен, — наконец, решил ответить Нацу.
Это признание далось нелегко, но как только эти слова вырвались из его губ, он почувствовал, как тяжелый камень, который он прятал все это время, стал невообразимо легким. Он не задумывался до этого момента, как сложно было на самом деле делать вид, что все хорошо, когда на самом деле все было настолько дерьмово.
— Гилдартс считает, что я не справляюсь с ролью, — продолжил он под пристальный взгляд девушки. — Как оказалось, актер из меня не очень.
Нацу усмехнулся, облокотившись о стену, и запустил руку в волосы.
Послышался приглушенный звук каблуков. Люси, наконец, переступила порог.
— Ты же в курсе, что Клайв не взял бы тебя на роль, если бы не был на сто двадцать процентов уверен, что ты с ней справишься?
Голос Люси был спокоен, и Нацу чувствовал, как от нее волнами исходило это спокойствие. Оно же проникало ему под самую кожу, и хоть Люси выглядела отстраненной и даже холодной в какой-то степени, в противовес этому он чувствовал исходящую от нее поддержку настолько сильную, что ему пугающе сильно захотелось ее обнять.
Он подавил в себе это желание.
— Я боюсь, Люси, — прошептал он, сжав руки и проклиная себя за эту слабость.
— Чего именно?
— Боюсь… не оправдать надежд. Боюсь незаслуженных дифирамб и полного зала моих фанаток. Не поклонников мюзикла, а поклонников Нацу Драгнила, — его взгляд не отрывался от бархатных перчаток Люси, и осознание нагрянуло неожиданно. — Я боюсь оказаться пустышкой, которую будут восхвалять, в тайне смеясь над тем, насколько она пуста.
Эта мысль формировалась долго где-то в подкорке мозга, но только сейчас он смог, наконец, сказать это вслух, и тут же стало невероятно стыдно. Люси не должна была это услышать.
Неожиданно он почувствовал на своем плече чужую руку и резко открыл глаза. Люси стояла напротив него, все также пристально смотря на него, и холодная решимость плескалась в ее глазах.
— Я буду там, — прочеканила она, и хватка на его плече стала сильнее. — Я буду сидеть в зале театра Гершвин в первом ряду, и если вы облажаетесь, я разгромлю эту чертову постановку, работу режиссера, звукорежиссера и даже гардеробщицы и буфетчицы. Я разгромлю Клайва, Рейалайт и тебя. И я не поскуплюсь на красочных эпитетах, описывая ваш провал. А если облажаешься только ты, то, будь уверен, я приложу все усилия, чтобы на твою голову вылилось как можно больше дерьма не только от нашего издательства. О твоем провале будет известно в любой точке мира, где есть хоть какой-то доступ в интернет. Я уничтожу тебя, Нацу, и не посмотрю на то, что ты мой друг и человек, который… многое значит для меня, — Люси замолкла, и Нацу мог чувствовать, как сердце в грудной клетке забилось быстрее. Девушка вздохнула, сделав шаг вперед, и осторожно обняла его за плечи. Аромат зимы и лаванды окутал его, и тихий шепот донесся до самого уха: — Как тебе такая альтернатива?
Несколько секунд он переваривал сказанные ею слова, прежде чем осторожно обнял ее в ответ, зарывшись носом в складки алого шарфа. Хотелось продлить этот момент, чувствуя тепло человека, о которого можно было опереться.