Девушка медленно закрыла крышку мака.
— Я не узнаю тебя, Нацу, — прошептала она, пододвинувшись к нему. Касания ее теплых рук к его собственным не были успокаивающими. Он напрягся, чувствуя себя загнанным в угол зверем, и голубые глаза Лисанны, внимательно вглядывающимися в его лицо, были для него арбалетом, способным в любой момент выпустить стрелу. Он физически чувствовал исходящую от нее опасность. Она слишком хорошо его знала. Она могла своими теплыми касаниями и словами, проникающими глубже, чем чьи-либо еще, уничтожить все его маски. Она и Грей — два человека, которых он боялся, запертый в своем мыльном пузыре.
— Я все тот же, — наконец, ответил он ей, но звенящий в тишине голос и застывшее в напряжении тело выдавали его с головой.
Лисанна осторожно вытянула из рук Нацу стакан, поставив его на столик, и обхватила его ладони.
— Нет, это не так, — прошептала она. — Ты не тот же. И никто не был бы тем же, пережив такое. Ты не славишься стальными нервами. Ты не как Люси. Ты раним, и я знаю, — Лисанна коснулась его груди, там, где гулко билось сердце, — что здесь, как бы ты ни пытался прятаться, у тебя все рушится. Я знаю это, потому что я знаю тебя. Ты всегда это делал. Прятал свою боль, лишь бы другие не переживали за тебя. Но это не выход. Так ты только разрушишь себя и причинишь боль людям, которым ты дорог. Доверься кому-нибудь… позволь, чтобы кто-нибудь помог тебе. Не я или Грей, так пусть хотя бы Люси. Если ты можешь довериться только самому близкому человеку, так доверься ей. Прятаться и пытаться справиться со всем самим — не выход, и глубоко в душе ты это знаешь.
Довериться? Переложить на кого-то свои проблемы? Заставить переживать? Заставить испытывать боль и сочувствие? Он не хотел этого. Он хотел, чтобы все оставалось по-прежнему. Хэппи в ногах и звон шести будильников, разноцветные браслеты и улыбка Люси, аромат кофе и звон колокольчиков. Он не хотел жалости. Он не хотел видеть, как люди, которых он привык видеть улыбающимися, изменялись в лице под тяжестью его демонов. Он не хотел видеть жалость в глазах Люси или слышать клишированное «все будет хорошо». Он и так это знал. Он знал, что «завтра» — лучшее лекарство. Что однажды «завтра» будет другим, и все, что сейчас разъедает душу, медленно уйдет, и он мог справиться с этим в одиночку. Ему всего лишь нужен был глоток бренди, чтобы забыть на несколько часов. Ему нужна была одна затяжка недорогих сигарет. Ему всего лишь на время нужно было что-то, что помогло бы ему пережить «сегодня» в ожидании этого «завтра».
Нацу посмотрел в глаза девушки. Беспокойство и непреклонность. Она не отступит, пока не получит свое.
— Хорошо, Лис, — дал он то, что так хотела подруга. И хоть он врал ей сейчас, где-то на краю сознания появилась дурацкая мысль «а может?..» — Я поговорю с Люси.
Лисанна улыбнулась, ободряюще сжав его руки, перед тем как встать и вернуться на свое место.
— Вот и отлично. И если я узнаю, что ты не поговорил, я притащу сюда Гажила и Грея, и вот тогда тебе действительно не поздоровится.
Нацу усмехнулся, спрятав свою улыбку в кружке с кофе. Угрозы были действенны. Вот только Грей был в медовом месяце, далеко в Европе, а Гажил был полностью погружен в хлопоты и безграничную любовь к маленькому чуду Робби Рейчел Рэдфокс.
Именно в это время… Именно сейчас… Он был одинок.
По крайней мере, он так думал.
***
В доме Гажила и Леви было уютно. Мягкие древесные тона и запах цветов и разрыхленной почвы (Леви сажала саженцы фиалок, когда они переступили порог), тихо играющая в гостиной музыка и лежащие на журнальном столике одна поверх другой книги и исписанные листы бумаги. В этом доме чувствовался домашний уют, который могла создать только семья. Два любящих человека с их маленьким миром, заточенным в стенах небольшой квартиры в Бронксе.
Нацу сжимал в руках большую, почти в пол его роста плюшевую зайчиху, от шерсти которой почему-то хотелось чихать. Люси же с улыбкой подарила подруге букет хризантем и короткий поцелуй в щеку.
— Гажил будет чуть позже, — улыбнулась Леви, принимая букет. — Вы проходите. Я сейчас поставлю чайник. Стинг недавно привез отличный лепестковый чай с фруктами. Удивительный вкус.
Для Нацу эта квартира была другим миром. Теплым и домашним, и хотя бы на некоторое время ему хотелось побыть здесь и погреться, прежде чем вернуться в привычный холод и одиночество.
Он улыбался и шутил. Он позволял своему телу дурачить их, хоть все его естество и желало крикнуть «помогите…». Интересно, что это было? Гордость? Страх? Почему это неведомое что-то не давало ему возможности выговориться? Почему он продолжал улыбаться, внутренне умирая. От всех этих преследующих его мыслей, переживаний и страхов неизведанного будущего? От той сосущей под сердцем пустоты от потери дорогого человека. От того, что мечта, к которой он так стремился, разрушилась в один миг. От того, что все, что он раньше считал важным, сейчас для него не стоило ничего.
— Никогда не думала, что скажу это, — вырвала его из мыслей Люси, и Нацу несколько раз моргнул. Они шли по оживленной улице Таймс-сквер, и солнце уже давно скрылось за горизонтом. Мимо пролетали желтые такси, на глянцевых капотах которых отражались миллионы огней вечно неспящего города. Люси шла чуть впереди, уверенная и непреклонная, как всегда. Лисанна была права. Хартфилия была сильной, Снежной Королевой, стальной и холодной, и что бы не происходило в ее жизни, он был уверен, она бы не сломалась так легко, как сломался он. — Из Гажила получился отличный отец. Я когда-то не очень одобряла его. Леви моя лучшая подруга, и она мне как сестра. Почему-то всегда я представляла, что ее избранником будет какой-нибудь милый парень с факультета прикладной физики, в очках и очаровательной улыбкой, который бы носил за ней сумку и угощал фисташковым мороженым. Удивительно, не правда ли? Жизнь преподносит иногда те еще виражи…
Нацу неожиданно застыл, чувствуя, как время медленно замедлило свой ход. Ничто: ни идущие позади него люди, ни шум ночного города, ничто сейчас не имело значения. Только удаляющаяся спина Люси, ее короткие светлые волосы и алый шарф отчетливо стояли перед глазами, словно это было единственным, что он мог сейчас видеть.