Буквально через минуту он увидел Степанова, тот куда-то несся на всех парах.
— А, Валерий Иваныч, в гости к нам? — поприветствовал он на ходу Шатохина.
Шатохин невольно отметил произошедшую в Степанове перемену: держится уверенно, почти развязно, а ведь когда-то робел. Впрочем, нынче Шатохин для этого молодца всего лишь пенсионер.
— Ну, и как оно на пенсии? — хмыкнул странно разговорчивый Степанов.
— Доживешь — узнаешь, — буркнул Шатохин и поинтересовался: — Куда летишь-то?
— Как куда? Труп у нас, Валерий Иваныч, семнадцать ножевых ранений, — радостно сообщил Степанов.
— Бог в помощь, — пожелал Шатохин, хотел было идти дальше, но вдруг замешкался, поймал за рукав ускользающего Степанова и спросил: — Там, на той стороне улицы дама машину ловит, она, случайно, не от вас вышла?
— Какая? — Степанов стрельнул глазами в ту сторону, куда указывал Шатохин. Как назло, там уже никого не было.
— Ну… такая высокая, серые глаза, волосы светлые… — Шатохин сбивчиво описал девушку с репродукции.
— А, эта, — махнул рукой Степанов, — точно, заходила к нам такая, недавно ушла. Со странностями дамочка, доложу я вам. Мне кажется, у нее с головой большие проблемы.
— И чего она хотела?
— Заявила, что на нее готовится покушение. Послушать ее, так все прямо спят и видят, как ее со свету сжить. Вот так, ни много ни мало, только глаза у нее такие, будто она только что вмазалась, заторможенная, речь замедленная. Встречал таких клиенток, по ним психушка плачет. Конюхов ее, конечно, завернул, зачем ему лишний геморрой?
Да, парень с тех пор, как Шатохин написал рапорт об увольнении, здорово подковался, что и говорить.
— Значит, не приняли у нее заявление?
— Не-а, — беззаботно отозвался Степанов.
— А имя, фамилию не запомнил?
— Какая фамилия? — искренне изумился Степанов. — Заявления-то нет!
— Молодец, Степанов, далеко пойдешь, — усмехнулся Шатохин.
— Ну ладно, мне пора, — махнул рукой Степанов и заспешил к пыхтящему на стоянке милицейскому «уазику».
А Шатохин еще немного постоял в вестибюле в каком-то странном оцепенении и побрел восвояси, напрочь позабыв, зачем он, собственно, и приходил, а приходил он в отдел кадров, кое-что уточнить. Свернул в ближайший сквер и присел на скамейку. На душе было тоскливо и бесприютно, совсем как после встречи со старухой в Иверском переулке. Конечно, эти два события ничего не связывало, кроме одного ощущения — ощущения вины, от которого он очень хотел бы избавиться. Избавиться поскорее. При условии, что это возможно.
Тот затрепанный «Огонек» попал к нему в руки совершенно случайно. Кажется, у кого-то на столе валялся. У Шатохина была свободная минутка, и он лениво полистал журнал, пробежал глазами заголовки, что-то такое даже почитал, а потом наткнулся на репродукцию с картины. Собственно, их там было четыре или пять, включая те, что на обложке, но внимание Шатохина привлекла только одна: девушка с фруктами. Ну да, девушка с фруктами, внизу стояла подпись: «Художник Ю. Андриевский. «Девушка с фруктами» из цикла «Гиперборейцы».
Шатохин никогда не пользовался у женщин головокружительным успехом да и не очень-то к нему стремился, если на то пошло. Что до сексапильных блондинок, то они казались ему пластмассовыми куклами, выставленными в витрине универмага, а посему скандинавская красавица с журнальной репродукции не должна была задеть его за живое. Не должна была, однако ж задела. Может, спокойным, не замутненным тенью печали взглядом серых глаз, может, еще чем, только Шатохин втихаря вырвал страницу из журнала. Сначала он держал ее на своем рабочем столе, под стеклом, но, замучившись отвечать на незамысловатые шуточки и объяснять, кто такие гипербореи, забрал домой. Прилепил скотчем на стене в своей комнате.
А однажды, вернувшись из отпуска, не нашел репродукцию на привычном месте и разорался на жену, прямо как с цепи сорвался. Та сбегала в прихожую, стукнула дверцей антресоли и демонстративно шваркнула перед ним страницу из «Огонька»:
— Вот она, твоя гиперборейка!
Оказалось, что в его отсутствие жена и дочь переклеили в квартире обои (а вот этого он, между прочим, не заметил!) и просто-напросто убрали шатохинскую картинку подальше, чтобы не запачкать. А ведь могли бы и выбросить, но не выбросили же!
Посрамленный Шатохин пробормотал невнятные извинения и упрятал «Девушку с фруктами» с глаз долой, но не из сердца вон. Мало того, он даже сподобился сходить на выставку художника Андриевского, чтобы лицезреть своего идола в подлиннике, хотя не так уж много понимал в живописи, точнее сказать, не понимал вовсе. Послонялся по выставочному залу, постоял у заветного портрета в задумчивости. Все бы ничего, да уж больно ему мешали мнения знатоков, которые перебрасывались за его спиной небрежными фразочками типа: