Он не рвался к власти, он просто поднял упавшее знамя из рук погибающего командира.
Три главных человека в партии выбрали Тимура Ивановича, и самое главное командир доверил ему страну. Даже не потому, что за ним всесильный Комитет Безопасности, а потому, что все они прошли войну. За ним всегда стояла Армия. За спиной Миши были, да никто, по большому счету и не был.
Генсек вдруг почувствовал легкий укол зависти, тут работаешь, как раб на галерах, такую страну на своих плечах тащишь. А эти о демократии рассусоливают, а сами воруют и предают.
Но если расстрелять, то поднимется ненужная шумиха. Сейчас Горбатков просто член ЦК, отвечающий за сельское хозяйство. Делать его мучеником за идею, нет, выкуси, Миша.
Пусть тихо посидит, указ издать о переводе его в Министерство по развороту равнинных рек Сибири. Руководить он будет формально, а на самом деле будет изолирован вместе с семьей на даче в Форосе, место надежное. А когда про него все забудут, посадим. А может и расстреляем, это уже по международной обстановке .
Прибыли в Ливадию поздно, уже после полуночи. Женя, жена, уже спала, он лег, прижавшись к ее теплому боку. От жены пахло лавандой, и яблочным повидлом. Тимур Иванович крепко уснул. Кажется счастливый.
Он спал без сновидений. В краткие мгновения между сном и пробуждением что-то начинало его тревожить. Толи предчувствие опасности, толи несбывшиеся мечты, но он выныривал из сна, не давая себе возможности расслабиться, и впустить в душу сомнения. От этой борьбы с явью и мороком по утрам часто болела голова. Женя уже по взгляду понимала, что твориться с мужем, доставала из прикроватной тумбочки спортивную шерстную шапочку.
Генеральный секретарь надевал ее, потом облачался в просторный спортивный костюм. Легкая пробежка по парку, и минут через пятнадцать они шли завтракать.
Покои Юсуповского дворца, их красота и лаконичность, которую Тимур Иванович не замечал. Если бы не работа, он бы лучше целыми днями проводил бы на рыбалке под небом. Где легко дышится, и голова, наверное, не болела бы, так часто.
Завтрак был прост и незамысловат: икра творог, мед, и любимая докторская колбаса. Жена сидела напротив, все такая стройная, с серебряными седыми кудряшками. И хоть старость бьет по женщинам больнее и заметнее, серые глаза супруги горели теплым и жизнерадостным светом.
А еще на ней был миленький сарафанчик. Совсем, как тогда в тридцать девятом, когда он увидел Женьку, спящей на даче. Он тогда влюбился с первого взгляда и на всю жизнь.
Он улыбнулся, вспомнив, как недавно прилетал медицинский академик, и они все втроем гуляли по парку, и врач настоятельно рекомендовал ему, генеральному секретарю, завести медсестричку. Лет так тридцати, комсомолку, красавицу, и просто ласковую девушку.
- Зачем? – удивленно спросил Тимур Иванович.
- Для здоровья, Тема, для мужского здоровья.- Пояснила его единственно любимая женщина. Он тогда засмеялся, и после ухода врача, предложил Женьке на ушко такое, отчего жена зарделась. А потом они были близки, и жена была прежней, жаркой и ненасытной Женькой, и он чести мужской не посрамил. Как говориться редко, но метко.
И пришлось медицинскому светиле уехать несолоно хлебавши.
Женя собрала объемный пакет, и протянула мужу: « У тебя сегодня встреча в Артеке, может, передашь Марату, гостинец, пирожки с луком и яйцами, варенья баночку».
Марат, совершенно замечательный внук, был в Артеке уже три смены. Его увлекало все: и моделирование, и военные игры, и компьютеры, благодаря деду, в лагере они были.
-Ладно, положи в багажник, Егору скажи, пусть сам отдаст.
Егор, родственник знаменитого писателя, парнем был башковитым, но с западными отклонениями. Поэтому генсек держал его около себя, внедряя дельные советы по экономике, но игнорируя политические провокации. Мальчишке всего тридцать, может и образумится еще.
Время так странно меняет отношение к возрасту. Вот теперь для него тридцатилетние – еще мальчишки. А он ,и его ровесники 1926 года рождения, или те мальчишки 1927 года из последнего призыва августа сорок четвертого?
Сколько их не дожило до победы, кто так и не родил детей, не узнал любовь.
Но они, те, кто выжил, служившие по семь, или девять лет, стали основой армии, опорой страны и ее защитой.
Именно из тех 17- летних мальчишек выросла наша армия, а если надо, миллионы резервистов, встанут и пойдут, и победят.
«Если завтра война, если завтра в поход, будь сегодня к походу готов».
Он любил эту дачу в Ливадии. Он никогда и никому бы не признался, даже жене, ему нравилось все, что было связано с вождем.
Он верил, что да, были перегибы, но Сталин об этом не знал. Больной несчастный человек, умерший в одиночестве.
Он видел его всего однажды близко, близко, на встрече в Кремле с комсомольскими активистами.
Вождь выглядел больным, с желтыми потухшими глазами, с беспомощно лежащей на столе рукой, но это все равно был Сталин.
Нет, Тимур Иванович не был сталинистом.
Он перестал поклоняться идолу в тот миг, когда узнал об аресте Коли Колокльчикова. Выросший в профессорской семье вихрастый мальчик.
Его преданный ординарец, безоговорочно верящий в вождя, стал жертвой доноса в сорок девятом. Учившийся в музыкальном училище Коля основал ячейку из пяти человек. Они сочиняли стихи, писали к ним музыку, и больше всего жаждали не славы, а чтобы весь мир узнал, какой у нашего народа замечательный вождь.