В этой местности, и более нигде, наверное, существовал обычай надевать на голову сложный и громоздкий убор в виде солнца с расходящимися лучами. Рисунков таких ряженых много. Кого они изображают? Колдуна, вождя племени со столь забавными особенностями наряда, служащими отличием, или скомороха? Впрочем, посмотрим дальше. Это, наверное, безобидная фигура. Человек любил жизнь и после труда отдавал дань веселью. Ну разве не веет радостью беззаботного праздника от хоровода людей? Он совершался по особому церемониалу: каждый участник хоровода, за исключением крайних, одну руку поднял над собой, тогда как другой держит за плечо соседа. Тут же рядом, хотя и в сторонке, ряженые с громадными головными уборами. А рядом бесшабашное веселье, пляски.
На рисунке боевая колесница, а рядом два других рисунка — наверное, колеса. Кто-то решил запечатлеть отпечаток ступни. Кому она принадлежала: самому художнику, его возлюбленной или знатной особе? Странные знаки должны иметь смысл. Но какой? Смогут ли когда-нибудь ответить на это археологи? А вот план жилища, от которого ныне не осталось никаких следов, — быть может, большого, общественного, имевшего особенное назначение.
Какой-то шутник не пожалел времени: глубоко и четко вырубил на камне смешного, неправдоподобного козла с длинными рогами, упирающимися в круп, и еще более длинным поднятым кверху хвостом.
Более 600 лет назад, во время так называемого тибетского нашествия, в этих местах побывал чужестранец и, наверное, подивившись изобилию наскальных рисунков, выбил на камне свою надпись. Это охранительная молитвенная фраза буддистов. За 600 лет она почти не почернела, ветры не успели отполировать ее мелкими песчинками, и выглядит она до сих пор сравнительно с другими рисунками свежей. Что значит 600 лет для жизни камня!
Как быстро промелькнуло время! Уже полночь, пора спать. Скалистые горы стали совсем черными. Всходит луна. Затихает ветер. Не спится. Завтра конец нашего путешествия.
Громадная древняя земля светится под луной, и так в ней тихо, что слышно биение сердца и шум крови в сосудах.
Во сне я вижу, как странные люди в фантастических костюмах старательно высекают на камнях рисунки; как по горам, легко перепрыгивая с камня на камень, скачут горные козлы, горные бараны, носятся легкие дикие кони с развевающимися хвостами и гривами, степенно бредет могучий тур с налитыми кровью глазами, рядом с кибиткой, сложенной из камня, пасется странный зебу, охотник с луком подстерегает добычу, отчаянная собака вцепилась в морду оленя и держит обезумевшее от страха животное в ожидании хозяина, а он, пригнувшись, скачет на лошади с луком в руке с холма на холм. Я вижу сцену праздника: ряженые фигуры выплясывают в кругу хоровода, под громкие крики всадники с копьями и перекошенными от злобы лицами мчатся на мирных, упавших на колени беззащитных людей. Потом я слышу топот множества ног и тихую, гортанную песню и просыпаюсь. Мимо нас чабан гонит овец и поет о степном раздолье, о пустынных горах, о своих заботах и чаяниях.
— Как называется это ущелье? — спрашиваю я чабана.
— Тамгалы называется, — охотно отвечает он. — По-русски «рисунки». Видишь, сколько на камнях нарисовано? Посмотри хорошо. Нигде нет таких камней. Тамгалы!..
Собирая в последний раз вещи, я думаю о том, что случайность нередко играет нашей судьбой. Совершенно случайно наше путешествие началось с наскальных рисунков, чисто случайно оно ими и закончилось…
Наша маленькая машина мчится к горам. Все ближе Заилийский Алатау, и уже хорошо различимы его отдельные вершины. Внезапно показывается ленточка асфальтового шоссе с бегущими по ней автомобилями. Еще час пути — и в дымной завесе проглядывают очертания большого города. Впереди совсем другая, наша прежняя жизнь, от которой мы уже успели отвыкнуть, и планы о новых путешествиях и интересных находках.
Змея-стрела на мгновение застыла, подняв переднюю часть туловища.
Под камнями спят скорпионы.
Фаланга дерзка, но не ядовита.