Самое крошечное млекопитающее — одна из землероек. Эти же малютки-мыши, так грациозно реющие над темной пропастью, пожалуй, немного больше.
Еще над пропастью носятся три белобрюхих стрижа. По сравнению с летучими мышами они кажутся великанами. Чем-то я заинтересовал птиц. Они приближаются ко мне, совершают вокруг меня несколько кругов. Что им надо? Неужели ожидают найти больших комаров аэдесов? Иногда кровопийцы жужжат над ухом, садятся на лицо. Или, может быть, комары тут ни при чем, а просто так, любопытно взглянуть на человека в краю тишины и покоя?
Я надоел стрижам, и они унеслись куда-то.
Летучие мыши и стрижи не зря носятся над каньоном. Из его бездны все время поднимаются разные насекомые, и вот одно у меня в сачке — необычный жучок-стафилин, с очень длинным, заостренным брюшком и коротенькими надкрыльями. Под такими крошечками крылья могут быть уложены только тщательно упакованным, плотным тючком. Как все это делает жучок после полета?
На карнизах скал застыли голубыми столбиками сизые голуби. Иногда, хлопая крыльями, они, сверкая голубым оперением, взлетают, пересекая пропасть. В полете, на фоне темных скал и глубокой тени, птицы кажутся особенно голубыми, и невольно напрашивается мысль о том, что не случайно они названы голубями.
На безжизненной земле, покрытой галькой, по ветру трепещется белая пушинка. Рядом с ней валяются крупные перья дрофы-красотки — быть может, единственное, что осталось от разодранной хищниками птицы. Я поднимаю с земли пушинку, легкий ветер подхватывает ее, и она, такая яркая, светлая, плавно плывет над темным каньоном. И вдруг на нее падает стриж. Пушинки уже нет. Глупая птица ее проглотила: наверное, приняла за бабочку. И вновь три белобрюхих стрижа крутятся надо мной. Тогда я подбрасываю мелкие камешки. Птицы несутся за ними, но, приблизившись к мнимой добыче, ловко ускользают в сторону. Наша игра продолжается несколько минут, пока она не надоела стрижам.
Темнеет. Где-то внизу запевает козодой. Ухает филин. Каньон превращается в гигантскую черную трещину в земле и кажется бездонной пропастью. А мне хорошо наверху, и небо, сверкающее звездами, все на виду, над моей головой.
В темноте я услышал незнакомое нежное чириканье. Но сколько не искал музыканта, не мог найти. Певцы были очень чутки и вовремя умолкали. А рано утром раздался тонкий визг. Моя Зорька в сильном смущении и нерешительности осторожно и тихо крадется за кем-то перед ней ползущим.
Да это кузнечик-зичия! Замечательный своей странной внешностью, с толстым брюшком, весь в шипах, мелких пятнышках, полосках, настоящий неуклюжий пузатик. Переднеспинка кузнечика вздута и образовала объемистую покрышку, под которой в большой щели что-то розовое трепещет и бунтует звонким голосом.
Кузнечик со всех ног торопится, катится шариком перед собакой, верещит, пугает ее.
Как он, бедняга, громко закричал, когда я взял его в руки, какую большую каплю едкой коричневой жидкости отрыгнул изо рта! Вздумал спасаться желудочным соком.
В садочке пленник быстро пришел в себя, будто с ним ничего и не случилось, отлично закусил зелеными листочками солянки и принялся тщательно и неторопливо облизывать свои большие лапки. Милая беспечность! Только что был в смертельной опасности и сразу же предался безмятежному обжорству.
Потом я наловчился разыскивать беспечных толстяков. Они, оказывается, забираются в кустики и нежно стрекочут. А так как кустики редки и располагались друг от друга на большом расстоянии, то угадать, откуда несется песня, не стоило большого труда и даже было интересно. Впрочем, многие неторопливо разгуливали по земле, покрытой почерневшими на солнце камнями.
Найти самок долго не удавалось. Еще более толстые и грузные, они отличались от самцов большей осторожностью. Одну из них я встретил, когда она, неловко, как автомат, переставляя свои большие светлые ноги и поблескивая длинным черным яйцекладом, неторопливо направлялась на призыв запевалы.
Она тоже выразила энергичный протест пленению, испустив громкий скрипучий вопль и грозясь коричневой каплей желудочного сока. У самки на спине все было как у самцов: большая покрышка из сросшихся надкрылий и под ней розоватый комочек. Настоящая музыкальная шкатулка.
Раньше эти кузнечики были редки. Только в этом году их почему-то стало много. В пустыне им, тихоходам, трудно встретиться, и поэтому надо уметь петь громко обоим — самцу и самке, чтобы услышать друг друга на большом расстоянии.