— Злата, ты плачешь?
Голос моей подруги вернул меня в реальность. Надя… она наверное самая верная подруга. Как и я, светловолосая. Только ее оттенок волос светло русый с рыжим отливом на солнце. Она ниже меня. Ее рост совершенен для девушки, метр, пятьдесят восемь. Хотя она себя и считает толстой и щекастой, но это все неправда. Она абсолютно нормальная. Детские щеки делают ее милее, и темно-зеленые глаза у неё очень выразительные. Один только ее темперамент чего стоит! Она часто молчит, но, как посмотрит – даже Каринка глохнет! Взгляд у нее говорящий, да и талия длинная, осинная. Пусть я и худее ее, но у меня такой талии нет. Свою фигуру я улучшила, благодаря жадности дяди Бени.
Надя, осторожная в словах, никому не пытается понравиться, но и врагов избегает. Она понимает, что я ранимая, но всегда говорит правду в глаза и не путает реальность с фантазиями, как я.
— Злата, ты плачешь?
— Надька! — заскулила я, бросившись ей на шею и продолжая бесслезно хныкать.— Я так не хочу с вами расставаться! Я не хочу уходить после девятого класса! Вы такие миленькие, как я буду без вас?
У Нади сделалось недоверчивое выражение лица:
— Может это ты не хочешь с Тихоновым расставаться, и это он для тебя миленький? Злата, я про это тебе уже с первого сентября говорю. Ты надумала, куда учиться пойдешь?
— Ну пока не нашла…
Надя остановилась и задумалась:
— Я бы на твоем месте поступила в художественный колледж.
Нет, она меня замучила этим колледжем.
Все дело в том, что я нормально не рисовала с тех пор, как погибли родители. Дядя Беня не давал денег на художественную школу, где я училась до этого, не покупал мне ватман и все необходимое для творчества. Да и первое время мне было больно рисовать. А потом, не на чем. Кроме блокнотов и салфеток, украденных в столовой дяди, я больше ни на чем не практиковалась. Компьютерные работы не в счет. Без практики художник вянет… Нет, я не смогу теперь там учиться. Боль в моем сердце еще не ослабла и рана не заросла. Мои родители были творческими людьми, и я была такой же… Тогда жизнь была другой, были мечты, все было безоблачным и радостным…
— Ты чего пригорюнилась? Опять мистер неугомонный Бэн тебе теракт с утра затеял?
На моем плече повис Горячев Мишка, неразлучный друг Ваньки Тихонова. Вообще, я долго не могла привыкнуть к его фамильярству, но за два года обучения привыкла и не обращая внимания, стала вытаскивать учебные принадлежности из сумки:
— Пока не знаю. Скорее всего, взрыв в личной жизни ожидает Ахима, а не меня.
— Ты это о чем? — Мишка сполз с моего плеча и сел на заднюю парту. Вообще Мишка считался красавцем и умницей в нашем классе. Добрая половина девчонок в нашей школе сохла по Горячеву, а остальная по Ванюше. Горячев был зажигающим шутником. Он знал, что всем нравится, он сам себе нравился, и при этом был отличником и чертовски умным и находчивым- как называл он сам себя.
Горячев был блондин с удлиненными густыми волосами, сероглазый, но, на мой вкус, он не такой яркий, как Ваня. Если бы Мишка молчал, то все девочки видели бы только Ваню. Но и Ванька тоже от него не отстает. Вдвоем они школу ставят на уши. И что очень интересно, Мишка ботаник, а без очков, а Ванька на четверку еле тянет, а на уроках сидит в очках… Вот такая у них несостыковка внешняя и характерная.
— Боюсь, что тетя Сара приезжает, чтобы женить Ахима.
После моих слов, Мишка разразился смехом, на что отреагировал Ваня и подошел ближе, прислушиваясь о чем мы говорим.
— Неужели? Совершилось! — Миша театрально поднял руки к небу. — Наконец то молодого еврея закуют в прочные оковы гражданского брака!
— Ты слишком злой, — обратилась я к нему. — Что он тебе такого сделал? Ты понимаешь, что его насильно хотят женить?
— А ты знала, что евреем нельзя на неевреек смотреть? А что он по-твоему здесь делал, когда с твоих уроков сбегал? Да! Тут Мессингом не надо быть, чтобы понять, что на свидания бегал! А вдруг он влюбился? И тетя Сарра это поняла вот и решила женить своего еврея, чтобы не смотрел на славянских красавиц, как ты!