Все эти мечты вновь ожили в его воображении, едва он оказался в полку и узнал, что назначен в пулемётный взвод. Кони и тачанка ему попались мировые. Дивизия формировалась в 1942 году в Башкирии. Ребят в неё подобрали что надо — огонь. Народ — широкой души, словно привольные просторы республики, сам их подбирал. Сам снаряжал. Дал он воинам с любовью выращенных быстроногих аргамаков, тёплые шапки, полушубки, рукавицы, шитые искусными руками кареглазых красавиц. И дал оружие. А 23 марта 1942 года, в 23-ю годовщину образования Башкирской АССР, дивизии было вручено Красное знамя. Его принял легендарный командир дивизии полковник Шаймуратов.
Дивизия впервые столкнулась с фашистами под Брянском, и гитлеровцы сразу почувствовали силу её клинков и огня.
В то время 58-м гвардейским полком командовал! Тагир Кусимов, в груди которого билось такое же отважное сердце, как у Салавата Юлаева. Сейчас командир в госпитале. Его на глазах Рима подкосил немецкий автоматчик. Именно с этого дня и изменился так Рим. По словам однополчан, Искандер знает, что Рим считает себя виновным в ранении командира и поэтому так казнится.
Рим ничего об этом Искандеру не рассказывал. И вообще в последнее время они разговаривают мало. А сперва было совсем иначе. К тому же командир взвода перевёл Рима вторым номером за рассеянность, невнимательность. Так что Искандер и Рим поменялись в тачанке местами.
В тот неприятный для обоих день Рим, когда взводный ушёл, сказал:
— Так мне и надо. Рохля я, болван недоделанный.
— Зря ты так, Рим. Честное слово!
— Да что ты, как мамка с сиськой, чтоб не плакал! Если бы знал…
— А ты расскажи, буду знать,
Рим только рукой махнул и ушёл, глядя в землю.
Со всех сторон подходил Искандер к другу. Напрасно. Рим всё такой же — несобранный, ушедший в себя. На войне так нельзя. Война не терпит распустивших вожжи. Раз ты пулемётчик, то будь готов в любую минуту встать за пулемёт и чтобы машина твоя была как штык. А вот этого Риму сейчас не хватает. Взять хотя бы патронные коробки. Уложил в них ленты неаккуратно, так и жди — заклинит. Искандеру самому приходится каждый раз проверять укладку. Риму это не нравится, смотрит всегда исподлобья.
Искандер полез под сиденье тачанки, достал из железного ящика коробки с патронами. Первая была, как говорят, — без сучка и задоринки. А уже вторая — «заедала». Он три раза вынимал ленту, осматривал её, протирал тряпкой. Никакого толку.
Искандер поудобнее пристроился на жухлой траве и снова выпотрошил короб. Вымасленной рукой провёл под носом, отчего над пухлой, почти детской губой появились усы. И на лбу, и на щеках появились пятна: убирая упрямый чуб, выбивающийся из-под шапки, Искандер вымазался как следует.
Вдруг он услышал звуки гармони. Играли «Златые горы» — у Искандера голова пошла кругом. Эх, сейчас бы крылья и… домой! Хоть пяток минут повидать свою недотрогу, которая при свиданиях прятала свои большие, тёмные глаза за длинными ресницами.
Нет у Искандера никого ближе её. Нет ни отца, ни матери, ни вообще родни. Правда, есть друзья, с которыми делился ложкой и куском хлеба. Друзья-комсомольцы. И всё же дороже всего она — черноглазая Марджана… Хороша она, хоть по-своему нелукавая. Сколько раз Искандер звал её в выходной пойти в лес за ягодами, цветами. Она соглашалась. А как наступал выходной, не шла: у неё находилась тысяча разных причин, которые не выпускали её из дома. Искандер обижался, но не надолго. На следующий день Марджана, как ни в чём ни бывало, выходила ему навстречу, всё так же опустив глаза, и они гуляли по улице. Потом опять выходной, опять обида…
Может, любовь и должна быть такой? Кто знает, он же больше никого ещё так не любил, как любит её. А как она провожала его на фронт! Он думал, заплачет. Нет. Протянула ладошку: «До встречи!» Не иначе и сама воюет: уж сколько времени писем нет…
Ну вот, так он и знал: орех вырос на липе! Ерундовская вмятина — опять небрежность Рима — и лента не лезла.
А вот и он сам. Увидел, чем занимается Искандер, отвернулся смущённо, а потом опять беспечно махнул рукой, уселся, прислонившись к задку тачанки, и тут же скривился, со стоном схватился за левое плечо. Искандер хотел сгоряча ругнуть его, сказать, что с патронными коробками нужно обращаться осторожнее, но, увидев искажённое гримасой лицо друга, осёкся.
— Что с тобой?
— Да ничего. Пройдёт.
— Что пройдёт? Чего ты темнишь?
— Осколком плечо царапнуло. Давно уже.
— Ну-ка покажи!
Так вот почему Рим был эти дни таким замкнутым. Рана загноилась, рука от плеча до локтя распухла, посинела.