Загитов почему-то не торопился, как другие, передать свой билет, продолжал сидеть, держа руку на груди под рубахой. При слабом свете свечи было видно, как у него дрожали губы. Парторг обратил внимание на его руки. «И пальцы дрожат. Что-то здесь не так… — забеспокоился Минин. — Неужели партбилет потерял?»
Загитов по-прежнему оставался без движения, глаза полузакрыты, лицо мертвенно-бледное.
— Гази, не заставляй ждать. Сейчас свеча погаснет.
— Давай быстрее… — торопили товарищи.
Наконец он открыл глаза и, горячо и часто дыша, произнёс:
— В моём билете… пожалуй, нельзя будет расписаться…
— Это почему же?.. Эх ты, растяпа! Неужели, миновав сто смертей, дошёл до Берлина и не сберёг билета? — спросил кто-то.
— Да, не сберёг. К сожалению… Когда ещё дадут новый…
— Если ещё дадут…
Наступила тишина. Свеча погасла. Стало не по себе. Каждому известно: потерял партбилет, — никакой скидки не будет.
Снизу неведомо откуда поднимался дым.
Лисименко, забеспокоившись, посмотрел в окно.
— Что бы это значило?
— Сейчас узнаю. — Бобров посмотрел на капитана и, когда тот согласился, схватив автомат, побежал вниз.
Остальные приготовились к бою. Проверили гранаты, взяли в руки автоматы. Снизу раздался голос Боброва:
— Фашисты хотят нас выкурить, подожгли нижний этаж. Гарнизон отклонил ультиматум.
— Это меняет суть дела… — неопределённо сказал Маков.
— Умрём, но к знамени не подпустим!
— Не для того мы его установили на рейхстаге! — заговорили бойцы.
Внизу снова затрещали автоматные очереди. Они почти одновременно послышались со всех концов, здания. Смерть снова подстерегала на каждом шагу, хотя все понимали: скоро пробьёт её последний час. Поэтому сейчас нельзя необдуманно рисковать жизнью ни своей, ни товарищей.
Дышать становилось труднее, дым ел глаза. А фашисты лезли снизу, подходили коридорами.
Минин с Загитовым кинулись оборонять лестницу, Загитов отдал свою гранату Минину. Парторг швырнул её вниз.
Враг отступил. Потом поднялся опять и опять был вынужден отступить. Сквозь стеклянные решётки купола начал пробиваться рассвет. Немного спустя, сотрясая это мрачное, холодное здание криками «ур-ра!», в него ворвались свежие подкрепления наших солдат.
Загитов прошёл на своё место, уселся, как и прежде, прислонившись спиной к стене, и снова, расстегнув пуговицы гимнастёрки, засунул туда правую руку.
— Вот ведь, ребята, как: вместо того, чтобы жеребёнком скакать от радости покорения рейхстага, сиди и горюй, — сказал кто-то.
— Гази, как же это случилось? — спросил Минин.
— Оплошал, товарищ парторг…
— Как же так? Ты ведь свой билет всегда носил в левом кармане, — сказал Лисименко, не понимая Загитова.
— Билет и сейчас там, — ответил тот совсем уже загадочно.
— Так чего же ты охаешь, что не сберёг?
— Да ведь и в самом деле не сберёг, товарищ парторг.
— То «в кармане», то «не сберёг» — что ты крутишь, Загитов?
Подошли другие солдаты, стали прислушиваться к разговору. Все в недоумении: что это значит? Недавно, когда попросили партбилет, Загитов сказал, что в его билете уже нельзя будет расписаться, что он его не сберёг. А теперь — в кармане! Чего же он тянет?
Все ждут от Загитова объяснения. Вот он, словно ему стало неловко под суровыми взглядами товарищей, опустил голову и сказал слабым голосом:
— Я не ломаюсь… Сказал правду. — Затем достал из нагрудного кармана партбилет и протянул Минину: — Вот… Расписаться невозможно…
Партбилет был насквозь пробит пулей и почти весь пропитан кровью.
Воины онемели. Они сняли с Загитова гимнастёрку. Оказывается, Лисименко, перевязывая рану в темноте, не заметил ещё одну: вражеская пуля вошла в левую сторону груди Загитова и вышла в спину…
Трудно было этому поверить. Если бы слыхали от кого-то, сказали бы: не мели пустое! А тут парень, с которым произошло это чудо, сидел перед ними.
Ему, водружавшему Знамя Победы, стреляли в сердце. И попали. А он не пал, остался в строю охранявших Знамя Победы. Разве же это не чудо?!
Привели санитара. Тот от удивления щёлкнул языком, перевязал рану и велел немедленно отправляться в санчасть. Но Загитов ещё не желал уходить со своего поста. Он ушёл лишь после того, когда их позвали в штаб корпуса. К этому времени наши солдаты заняли всё здание рейхстага. Но бои не прекращались.