На этот раз Басов не дал говорить Багрову, уже открывшему было рот. Он стал отвечать сам:
- Бывают такие люди, - сказал Басов, - которые считают себя умнее других. Они выпендриваются изо всех сил, чтобы про них сказали: «Ах, какой молодец этот парень!» У каждого хозяина есть свой любимый холуй. У нашего хозяина таким холуем был Багров. Но есть пословица: «Заставь дурака богу молиться - он и лоб расшибет». В точности так получилось и с Колей Багровым.
Басов рассказал о том, что по заданию Урганова Багров сделал последнюю попытку вовлечь Коваленко в их банду. Разговор шел в пивной на Шарикоподшипниковской улице. Но Багров перестарался. Трюк с отпечатками пальцев на настольном стекле он осуществил по собственной инициативе. После неудавшегося покушения в Загорянке, стремясь заслужить одобрение Волка, Багров решил сделать больше, чем ему было приказано, и подбросил осколок стекла в машину, оставленную на Хорошевском шоссе. В восторге от своей находчивости, он доложил обо всем Урганову. Но тот жестоко избил его. Исправляя свою ошибку, Николай Багров узнал через брата Марии Гонтарь, что в соседней с Гонтарем камере сидит Коваленко. Бирюк дал знать Гонтарю о том, что Коваленко выходит на свободу, следовательно, он «раскололся» на следствии. Гонтарь сообщил об этом в иносказательной форме сестре, которая получала от него записки. Та тотчас же передала это Николаю Багрову. Взвесив все «за» и «против», Урганов решил убрать Коваленко и взялся осуществить это убийство сам. Они следили за домом Коваленко, потом за ним самим, и, когда он возвращался в электричка от знакомой девушки, Урганов вызвал его в тамбур и, выбрав удобный момент, сбросил под колеса.
- Ясно,- сказал Северцев.- Последний вопрос. Что должно было произойти пятнадцатого?
Ответа не последовало. Багров сделал такое лицо, словно не понимал, чего от него добивается следователь, о каком еще пятнадцатом числе идет речь.
- Я помогу вам вспомнить,- сказал Северцев. - Вы охотились исключительно за такси - это первое. Второв - под матрацем у Федора Волкова было найдено двенадцать инкассаторских мешков. Теперь, если вспомнить, что инкассаторы объезжают магазины именно в такси, присовокупить к этому найденные у Волкова пустые инкассаторские мешки, которые оставляются а магазинах взамен получаемых, и вспомнить, что пятнадцатого как раз суббота, когда, учитывая дачный сезон, в продовольственных магазинах особенно большая выручка… Нетрудно догадаться, какое дело вы собирались осуществить пятнадцатого числа. Но мне хочется услышать это из ваших уст.
Северцев знал все. Дальнейшее запирательство было лишено смысла.
- Прошу отразить это в протоколе, - с какой-то дерзкой веселостью произнес Багров,- прошу отразить, что я, а не кто иной, дал показания по настоящему пункту. Надеюсь, вы оцените всю важность того, о чем я сейчас расскажу.
Да, действительно, «грандиозное дело», замысел о котором вынашивался Ургановым еще в лагере, было операцией изъятия выручки из магазинов под видом представителей Мосгорбанка. Урганов оставался верен себе: он упрямо продолжал свою линию, начатую им еще давным-давно. Операция была продумана до мельчайших деталей и подготовлена с глубоким знанием инкассаторского дела. Урганов рассчитывал захватить не менее полутора - двух миллионов. И вполне возможно, что расчеты его могли оправдаться, если бы на сотрудники Московского уголовного розыска, которые своевременно напали на след и разгромили ургановскую банду.
Багров рассказал все. Это было последней каплей, переполнившей чашу. Друзья его окончательно поняли, что банда потерпела полный провал, они уже никогда не сойдутся вместе.
Заговорили все вместе, топя и перебивая друг друга. Каждый из них старался выгородить себя, любыми усилиями, не останавливаясь перед прямым предательством своих вчерашних товарищей. Полноте! О каком товариществе могла идти речь! Они были те же самые волки, освободившиеся вдруг от ужаса перед всемогуществом своего вожака, от круговой поруки, связывавшей им языки и сковывавшей их инициативу. Банда больше не существовала, а следовательно, не существовало ее неписаных законов, основанных на слепом повиновении до конца, под страхом кровавой, бесчеловечной расправы. Теперь уже ничто не тяготело над ними. .Они откровенно спасали собственные шкуры, мелочно торгуясь друг с другом, на чью долю приходится большая степень вины.