Кому желал победы доктор, он сам не знал, но подозревал, что дикари не станут разбирать, кто такой человек в бежевых штанах и красной майке — пират и пират. Глупо так гибнуть, ох, глупо. Смерть не так страшна, как гибель от фатальной ошибки, которую легко избежать.
Впрочем, неожиданный собеседник, кажется, так не думал. Бен почти сразу, только бегло взглянув наметанным глазом, понял — этот странный светловолосый пришелец смертельно болен. Но он, наверное, скрывал от тех, кем командовал, отчего натянуто скалился белыми крепкими зубами.
В джунглях все трещало и гудело, из влажной пасти леса вырывался водоворот разномастных звуков. Но вот стихло, наверное, настал перерыв между атаками, Гип готовился увидеть новых раненых.
— Но сейчас-то ты людей приехал убивать. Понимаешь ведь? — возобновил, пока позволяло время, разговор доктор, одичав за месяц молчаливой работы. По крайней мере, перекинуться хотя бы парой слов с надеждой на понимание их смысла не удавалось.
— Не дурак, понимаю, — усмехнулся нарочито беззаботно пират, скрещивая длинные руки на груди. — И, признаться, мне даже нравится. Понимаешь? Нравится, — но по лицу его прошла точно волна, расколовшая маску мнимой веселости. — Я не убиваю их, я им мщу. Мщу за то, что они живые, а я — мертвец ходячий.
— Разве они виноваты? — нахмурился доктор, оборачиваясь на забор аванпоста, но из-за него не доносилось ни звука.
— Виновато само мироздание, — почти прошипел собеседник, вдруг вставая. — Ты закончил, зараза? Вот и пошел отсюда.
— Хорошо… Я пойду. Да, но… Может, еще можно было там… вылечиться? — старался не нарываться Бен, однако ощутил что-то вроде сочувствия к снайперу, который, кажется, в прошлом не имел ничего общего с тупыми головорезами Вааса.
— Только выпросить себе еще пару лет, выклянчить. Всеми унижениями, на коленях проползав, — навис над доктором двухметровой тенью собеседник. — А так все! *** теперь с меня мир что-нибудь получит. Здесь смерть встретить проще. И, главное, веселее!
Вновь он оскалился, прямо под отзвук новых выстрелов, что доносились с причала, где шел бой за цистерну с горючим. Не ровен час, кто-нибудь мог и подорвать ее, а бензин-керосин и прочие продукты нефти на острове ценились так же, как оружие, наркотики и лекарства. Обреченный же ухмылялся, точно ожидая этого взрыва, пожара, питаясь каждой нотой страшной симфонии погибели, которую не сыграть ни на одном инструменте, кроме оружия, для которой нотная тетрадь — пулеметная лента, а ноты — отстрелянные гильзы и устремленные к цели жала пуль. Обреченный упивался звуками разрушения.
— Пулю словить надеешься? — сжимал кулаки Бен, инстинктивно пятясь от высоченного мускулистого человека, который мотнул головой:
— Не надеюсь. Вот честно! Как только первый раз попал под обстрел, так сразу не захотелось просто так ее ловить. Поглядим еще, кто кого.
Лед в его глазах отразил странный блеск, что не был направлен никому из живых, ведь он соревновался с самим роком. Поймав себя на такой мысли, Гип вздохнул:
— Ты воюешь с собой, а не с этими людьми.
— Сам понимаю, не дурак, — хохотнул натянутым стальным смешком собеседник.
— А страдают люди, — глухо прозвучало продолжение незаконченной мысли, когда доктор в свою очередь тоже вцепился во флягу с водой, практически грызя ее края, когда вновь с криками птиц донеслось эхо выстрелов.
Пират же не собирался затыкать доктора, кажется, тоже изголодавшись по человеческому общению, или же просто он желал все поведать кому-то, пока еще оставалось время.
Он попал утром в самое пекло, когда группу снайперов окружили, их командира прирезал ножом какой-то берсеркер, поговорили, что тот самый, Белоснежка, хотя не верилось, что глупый мальчик-недоутопленик мог чего-то добиться в такие короткие сроки. Из бамбуковой рощи пришлось уйти, перестав контролировать часть дороги до Бэдтауна. Снайпер злился из-за этого, настолько, что на лбу желваки пульсировали, но вытянутое его лицо с ямочкой на подбородке застывало зверской ухмылкой:
— Что поделать. Часто кто-то становится жертвой чьей-то войны с самим собой. Посмотри на жертв этого ***го главаря, Вааса то бишь. Он их, думаешь, уничтожает? Он их, думаешь, ненавидит? Нет, ни***. Он себя ненавидит. Мне еще повезло: я себя по-прежнему люблю. И только от большой любви к себе не посмею унизиться, чтобы стать кому-то обузой.
— Но страдают случайные люди. И им нет дела до вашей войны с самим собой. Я ухожу, — искривился выразительный рот Бенджамина. Мужчина порывисто отвернулся.
Пират похромал куда-то на другую сторону аванпоста, доктор не следил за ним, забыв на какое-то время, как страшное нелепое наваждение. Лишний! Он был лишним в этом хаосе безумных дикарей обоих сторон, но он сделал свой выбор, и это страшнее, чем когда выбора нет.