Все с одной целью — вернуться на «Верфи Келла», любой ценой, хоть враньем, хоть уходом в самоволку, что равнялось побегу. Почему нет? Просто кинуться в джунгли, добраться до верфей, забрать Нору и Салли, а потом… Вот это «потом» сбивало возмущенное состояние кипящего адреналина, не позволяя расхрабриться до допущения такой идеи. Для побега или восстания, прежде всего, необходимо победить в себе неверие, сокрушить в себе раба. Но пока Бену удалось только договориться с опешившим поставщиком с южного острова.
— Доставить завтра на «Верфи Келла». Что? Да! Туда! Только туда! Кто говорит? Доктор. Почему не Ваас? У него других дел хватает, он не бухгалтер! Тут бои идут круглые сутки! Мне доставь, — говорил, что приходило первое в голову, Бенджамин, но зато бесцеремонно и громко. Вскоре рация с гулким противным шипением отключилась.
— Ну… че? — хлопал глазами пират-караульный. Удалось рассмотреть его, словно только увидев на самом деле: парень-индонезиец, смуглый, скуластый с гладкой кожей без бороды, а по возрасту, наверное, не старше Салли. Мальчишка. Видимо, поэтому удалось так «развести» его, испугать. Те, кто давно находился на острове, такой блеф раскусывали быстро, так что доктор шел, уповая на удачу. Может, так и надо? Удача или смерть! Но только не это тягучее бессилие, не это бесконечное барахтанье в мутной жиже течения, что вовсе не река, а сток, который ведет не к морю, а темные зловонные недра канализаций.
— Все! — кивнул почти спокойно Бен, но вновь нахмурился, пользуясь своей моральной победой над хамством караульного, приказывая твердо. — Завтра везешь меня на «Верфи Келла» забирать все это.
Бенджамин вскоре покинул штаб, удивляясь себе, не веря, как ему удалось насесть не только на мальчишку-пирата, но и на матерого жадного прохвоста с южного острова. Не иначе психологическая атака подействовала на разбуженный внезапным звонком мозг. Но раз уж договорился о доставке вечно необходимых лекарств, то тут бы и главарь не стал проявлять свое самодурство. Он ведь и сам любил хоть чем-то уесть босса, вот так, незаметно, чтобы внешне ничего не противоречило законам банды.
Доктор расширенными глазами рассматривая джунгли, поднимая голову к небу. А он раньше и не замечал, как много на нем звезд. Яркие узоры не съедались огнями города.
В Бенджамине родился кто-то новый, он, словно паук, мучительно выцарапал себя из старой огрубевшей кожи, окончательно разбил саркофаг льда на своем сердце. Нет, он не принадлежал пиратам! Никогда не мог принадлежать им! И пусть на вид он не бунтовал, но внутри него возник план, вернее, пока что стремление любой ценой покинуть остров с Норой, вырвав из когтей главаря Салли.
***
Щеки и лоб горели, руки и ноги горели, подмышки — горели. Все тело словно окунали в раскаленную лаву, а потом внезапно кидали в котел с ледяной водой, будто закаляемый меч, отчего вдоль сосудов проходили сжимающие волны холода, вызывавшие дрожь.
Салли слабо понимала, где она находится, что с ней происходит. Главное, что Ваас не приходил. Нет, это чудовище она не желала теперь видеть ни за что. И так грустно делалось, что Бен снова ушел, что он покинул ее, конечно, не по своей воле. Все из-за Вааса, который еще додумался клеймить ее от своей внезапной ревности, как скот, как раба. Хотя… Она ведь и являлась только рабыней.
Салли вспоминала, как однажды хозяин приехал и не делал ей больно, улыбался и говорил с ней, даже позволял ему отвечать. Давно ли это было? Не сном ли? После очередных ожогов Салли уже не могла сказать. Человек настроения — так бы судили о нем те, кого не касались вспышки его ярости, ненависти ко всему живому.
Салли чудилось, будто она лежит в снеговой постели, с ледяными руками, с горящей головой. Еще болел живот, непонятно, нудно, не совсем ясно, где именно… Может, из-за очередного визита «хозяина» обострилось что-то хроническое, что именно, девушка и сама не сильно знала. Может, подхватила что-то вместе с местной едой. В бреду чудились паразиты в рыбе, от которых помер один пират, крепкий, молодой. Салли сто лет назад рассказывала это Бену с таким задором и беззаботностью, будто страшный рок не мог коснуться ее, да с таким безразличием, словно уж очень философски относилась к вопросам жизни и смерти. Нет, в такие моменты она в полной мере понимала, насколько подвержена мелким страхам, неясным предчувствиям, суевериям. И не умела даже молиться, чтобы просить избавления.
Одно хорошо — рядом сидела Нора, не отходила ни на минуту, и Салли не имела причин гнать от себя эту добрую женщину. Хорошо хоть кто-то не уходил, хорошо, хоть кого-то не отрывали, не отправляли на гибель. Бен снова ушел… От этого делалось вдвойне тяжко и грустно.