— Нет. Я до него не доберусь, — замялся нерешительно молодой человек. — Я имею в виду побег с острова.
— Тогда череда грехов не прекратится, — тяжело откинулась, опираясь о деревянную стену, женщина. — Не возлагай на себя такую миссию. Побег… — глаза ее сощурились. — Пожалуй, я тоже готова рискнуть.
Однако никакого риска на самом деле не выходило, на вид ничего не менялось. На следующий день, видимо, когда безрукий калека достиг «Ржавого Двора», перестрелки с ракьят стали особенно ожесточенным, не прекращались целый день по всему острову. Ваас так и оставался на аванпосте «Берег Хуберта», отдавая приказы по рации. Он словно желал казнями, что произошли накануне, еще больше разозлить воинов племени, показать, насколько далеко зашел процесс разложения его души, что сделалась хуже гнойных повязок, которые уже рябили в глазах Бенджамина.
Доктору привозили раненых с разных концов острова. Кто-то умирал на его глазах, но это никогда не шокировало, все равно он стремился сохранить жизни. И вместо побега и уничтожения пиратов, он носился по аванпосту, рассчитывал содержимое ящиков с медикаментами, чтобы хватило на всех, и продолжал заниматься своей работой. Клятва. Он оправдывал себя клятвой, даже не успев повидаться с Салли, даже не сказав ей что-нибудь теплое. Не успел сигнализировать, что отношение к ней не изменилось. Но ее уже отправили на «Верфи Келла», одну, без Норы, которая умело сосредоточенно помогала хирургу, хотя не давала никаких клятв.
Ближе к вечеру следующего дня со стороны Храма Цитры послышались выстрелы, да не так, чтобы очереди отдельные, а непрерывный гул, который доносил беспокойный ветер вместе с запахом гари. Вскоре с той стороны начали доставлять первых раненых, кого удавалось вытащить. Один плюс, он же минус — расстояния на северном острове по меркам жителя мегаполиса были небольшие.
Бен бродил как в бреду, он уже два дня не спал, а вокруг все кто-то завывал на разные голоса. Один из «свежей партии» хватался за окровавленное лицо грязными руками, гудя портовой сиреной:
— Глаза! Мои глаза!
И Бен судорожно вспоминал все, что знал по ранениям глаз, осматривал, смывал грязь, оценивал, что осколком пирату один глаз порезало безвозвратно, а другой еще можно было спасти.
Доктор шатался от усталости, но спать уже не хотелось, только казалось, что еще немного — и либо его самого шибанет инсульт, либо он просто сойдет с ума. В обоих случаях он сделался бы бесполезным для Норы и Салли, так что собирался, встряхивался, окунал голову в бочку с водой, и шел дальше.
Только к утру следующего дня бой у храма стих, а в чью пользу закончился так ясно и не стало. Доктор не интересовался, ему хватало работы, теперь предстояло долечивать тех, кто кидался с легким ранением на обезболивающих в новые атаки. И как сквозь пелену донесся еще через несколько часов голос самого Вааса:
— Прикинь, Гип, благодаря твоему шаманству никто не помер!
Главарь куда-то ушел из поля зрения, хотя мир представал искаженным, лишенным всякого смысла, наполненным яркими пятнами людей и растений. И удивляли самые простые вещи, вроде движений собственных рук, которые перемещались вдоль вязкого воздуха, как пятипалые парапланы.
— Мм… С-с-спасибо… — пробормотал Бен, невольно растягивая слова, вспоминая их, как будто извлекая из сундука тяжелыми гирьками, ощущая, что еще один день без сна на одном случайном косячке марихуаны — и наверняка он сойдет с ума окончательно.
— Да ты не Гип, а настоящий Мистер Скальпель! — одобрительно похлопывал его по плечу узнанный второй Бенджамин, которого нелегкая занесла на «Берег Хуберта».
— Хе-хе, а мне нравится, все, Гип, отныне ты Мистер Скальпель! Почетное прозвище, заметь! — закивал другой пират. То ли Ваас, то ли кто-то из его окружения. Судя по властному тону — главарь. Но только с чего бы такой довольный? То ли накурился настолько, что ему тоже все было «фиолетово» в прямом и переносном смыслах, то ли бой и правда окончился в пользу пиратов.
— Эй, Скальпель, подъедешь в Бэдтаун, — вдруг совершенно четко раздался приказ, когда главарь ответил кому-то по телефону.
— З-зачем? — слабо понимая реальность мира вокруг, отзывался Бен. Он уже даже потерял из виду Нору, которая тоже ужасно устала, но ей доктор давал возможность подремать хоть пару часов.
— Хойт не рад: Бамби Хьюз на связь не выходит. Поговаривают, что его прирезал Белоснежка! — помрачнев, ответил главарь, сам собираясь покидать аванпост.
— Так если прирезал, зачем там я? — растягивая слова, как наркоман со стажем, пробормотал доктор, все еще не слезая с ящика, к которому успел незаметно прирасти, намереваясь все-таки поспать.