— Что теперь, сынок? — поинтересовался Мордан.
— А, опять она отправилась на эту вечеринку!
Два наблюдателя перешептывались в сторонке:
— Мне это не нравится, — проговорил тот, что пониже ростом. — Это страшно.
— Но это происходит.
— Неужели вы не понимаете, что это значит, Малькольм? Откуда у нерожденного ребенка могут взяться такие представления?
— Может, от матери? Брат-то определенно телепат.
— Нет, нет и нет! Нет — если только мы не ошибаемся абсолютно во всем, что касается мозговой деятельности. Человеческие представления ограничены личным опытом или чем-то, близким к нему. Нерожденный ребенок не может испытывать никаких ощущений — кроме тепла и темноты. Просто не может!
— Хм-м-м…
— Что вы можете на это возразить? Ну!
— Пока ничего — вы меня озадачили.
Кто-то поинтересовался у оператора на приеме:
— Узнаете вы кого-либо из присутствующих?
Тот чуть сдвинул наушники.
— Хватит мне надоедать! Вы сбиваете меня — я теряю сигнал! Нет, не узнаю. Это словно образы во сне… Наверное, это и есть сон. Я не могу ничего почувствовать, если она об этом не думает.
Немного погодя он снова начал диктовать:
— Что-то происходит… сны кончились. Неудобство… Это очень неприятно. Она сопротивляется этому… это… это… О Боже, это ужасно!.. Больно!.. Я не могу этого вынести!
Он сорвал наушники и вскочил — побледневший и трясущийся. И в тот же момент зашелся в крике Теобальд.
Несколько минут спустя в дверях комнаты Филлис показалась женщина и жестом поманила Гамильтона.
— Теперь можете войти! — радостно объявила она. Стоявший на коленях подле Теобальда Феликс поднялся.
— Оставайся с дядей Клодом, малыш, — сказал он и пошел к жене.
Глава 18
«Там, за гранью…»
Как хорошо было снова приехать на этот берег! Как здорово, что Филлис благожелательно отнеслась к идее этого пикника! Как приятно было валяться на солнышке, блаженствуя в кругу семьи…
Все в жизни происходило совсем не так, как он планировал — но ведь это в порядке вещей. Конечно, несколько лет назад Гамильтон ни за что бы не поверил, что все так сложится… Филлис и Бальди, а теперь еще и Жюстина. Когда-то он требовал у Клода ответа на вопрос, в чем смысл жизни — сейчас его это совершенно не заботило. Жизнь была хороша сама по себе — что бы она собой ни представляла. А на главный вопрос он получил ответ. Пусть психологи спорят до посинения, выясняя, есть ли какая-то жизнь за гранью земного существования — жизнь, в которой человек сможет получить ответы на все вопросы.
На главный вопрос: «Получаем ли мы второй шанс?» — ответ отныне известен, хотя и был получен через заднюю дверь. "Я" новорожденного содержало в себе нечто большее, чем генетическая структура. Жюстина сообщила им об этом — и неважно, сознавала она сама это или нет. Она принесла с собой осколки памяти о прежнем своем существовании. В этом Гамильтон был убежден. А значит, можно не сомневаться: после распада бренной оболочки человеческое Я уходит куда-то дальше. Куда? Что ж, об этом он начнет беспокоиться, когда придет время.
Жюстина, скорее всего, понятия не имела о том, что доказала — спросить же ее, разумеется, не было ни малейшей возможности. После рождения ее телепатические импульсы стали бессмысленными и хаотичными — как и следовало ожидать от младенца. Психологи решили назвать это шоковой амнезией. С их точки зрения, рождение можно уподобить резкому пробуждению — как если бы на сладко спящего человека выплеснули ведро ледяной воды. Тут кто угодно придет в шок!
Гамильтон еще окончательно не решил, хочет ли по-прежнему принимать активное участие в Великом Исследовании. А может, облениться и заняться выращиванием луковиц георгин и детей? Он не знал. По большей части Исследование занималось очень далекими от него вопросами, а лично он был уже полностью удовлетворен. Взять хоть то, над чем корпит сейчас Клифф: до результата — века, а потом и еще немного. Монро-Альфа сравнил свою задачу с попыткой разгадать весь сюжет стереофильма по мгновенному проблеску на экране.
Но люди разгадают и это — когда-нибудь. Теобальд не увидит этого, хотя и увидит много больше, чем Феликс; а его сыну предстоит узреть еще больше. Сыновья же этого сына смогут бродить по звездам, не ведая границ.
К счастью, Теобальд, казалось, разделался со своим смешным отождествлением Жюстины с Карвалой. Правда, он, похоже, не больно-то жаловал младенца, но ожидать этого было бы уже слишком. Мальчик казался скорее озадаченным и заинтересованным сестренкой. Вот он наклонился над ее колыбелью. Но, кажется, он…
— Теобальд!
Мальчик быстро выпрямился.
— Что ты там делаешь?
— Ничего.
Может быть… Однако выглядело это так, будто он ее ущипнул.
— Ладно, только лучше бы ты поискал другое место, чтобы заниматься этим. Ребенку сейчас нужно спать.
Бальди бросил на сестру быстрый взгляд и отвернулся. А потом медленно пошел вниз, к воде.
Посмотрев на жену, Гамильтон снова улегся. Филлис все еще спала. А вокруг простирался прекрасный мир, переполненный множеством всего интересного. И самым интересным были дети. Феликс посмотрел на Теобальда. Мальчик и сейчас был очень забавен, но станет еще интереснее, когда вырастет — если только Гамильтон сумеет удержаться и не свернет ему до тех пор упрямую, тонкую шею!