— Подожди слезы лить, раз есть вход, значит и выход найдется.
Эти слова мне нужно было услышать, маленькая надежда на спасение вернулась. Мысли о том, что недалекий человек из глухого леса, никогда не слышавший ничего о тех местах откуда я пришла, вряд ли покажет мне туда дорогу, я загнала в самый темный закоулок своего сознания.
— Пойдем в дом, слабая ты еще, — пробасил Жак и я, собрав силы, шагнула через высокий порог. — Ложись, поспи, утром ягод свежих насобираю, воды нагрею, накупаешься.
Безвыходность ситуации не помешала мне уснуть, сон был крепким и беспокойным одновременно. Кошмары не отпускали меня, я не могла проснуться и мучилась от каких-то ужасающих обрывков снов. Страшный темный лес, Элам пытающийся вырваться из лап диких зверей, наш малыш совсем один плачущий на противоположном берегу озера. Я кричала, звала о помощи, но не слышала своего голоса. Никто его не слышал.
— Лиза, проснись, — по возможности тихо произнес Жак и спас меня от моих кошмаров. Он держал деревянную плошку полную сочных спелых ягод, их запах заставил мой желудок громко заурчать.
— Спасибо, Жак, — обрадовалась я, что явь лучше сна, — ты заботишься обо мне как о маленьком ребенке.
— Я о нем и забочусь, — с трепетом произнес он, пытаясь спрятать улыбку в густых усах.
— Это так мило, — улыбнулась я в ответ и взяла из его рук ягоды.
— А ты гляжу, отживела маленько, — Жак присел на край кровати, доски затрещали и она прогнулась.
— Сегодня мне гораздо лучше, — согласилась я, — не терпится выйти на улицу.
— Иди, тебя никто не задерживает, — по-доброму хмыкнул он.
Я досыта наелась, отдала плошку Жаку и поспешила покинуть кровать, а после и дом.
Солнечные лучи пробивались сквозь деревья, холодная роса намочила ноги, и я вздрогнула. Живительная прохлада придала сил и энергии, мне захотелось взлететь к небу и пронестись ветром над деревьями. Моя душа рвалась туда, где был мой любимый Элам. Разбежаться, взмыть к облакам и лететь, лететь к нему. Только где он? Ищет ли меня? Если бы только Элам знал о ребенке…
— Жак, может с твоим отцом поговорить, все рассказать ему, вдруг он знает что-нибудь? — спросила я, гонимая желанием поскорее вернуться к любимому. Беззаботное выражение лица Жака сменилось испугом.
— Нет, — резко рявкнул он и отвернулся, словно я сказала что-то обидное.
— Но почему? — удивилась я.
— Мы же договорились, он не должен знать, что я не даю тебе отвар, — объяснил он и я поняла свою ошибку:
— Извини, я не подумала, что таким образом выдам тебя. Мне всего лишь хочется быстрее вернуться обратно, а как это сделать я понятия не имею.
— Погодь, не торопись, — уже доброжелательно произнес Жак, — сперва сил наберись, а я постараюсь у бати кой-чего разузнать, только чтоб он не догадался. К его возвращению ты должна лежать и притворяться хворой. Отвары его постарайся выплевывать, а я подряжусь тебе их сам давать. Вода нагрелась уж, иди помойся.
Жак поставил у печки большое корыто, два ведра с горячей и холодной водой, а потом вышел, дав мне возможность искупаться. Поливая себя ковшом, я закрыла глаза от удовольствия. Теплая вода стекала по голове, спине, груди, я чувствовала, как кожа начинает дышать, освободившись от пота и грязи. Я встала на пол мокрыми ногами и обтерлась тряпкой, которую оставил мне Жак. Я оделась в ту же длинную рубаху, чтобы старик ничего не заподозрил.
Жак немного отодвинул кровать и поставил за ней широкую чашу, в которую я должна буду незаметно выплевывать отвар. Это показалось мне забавным, и я восприняла такие манипуляции как игру. К заходу солнца я должна была неподвижно лежать в кровати и притворяться спящей. Актриса из меня никудышная, я долго не могла сдержать смех. Жак терпеливо ждал пока я успокоюсь, и выглядел слишком трусливым, когда со страхом посматривал на лестницу.
— Остановись, — грозно пробасил Жак, — мой отец страшный человек.
Ужас сверкнул в его глазах, и мое веселье рассеялось в один миг. Лоб покрылся холодным потом, на глаза навернулись слезы. Жак опомнился и взял мою руку в свои ладони:
— Ну, ну, все обойдется. Нельзя тебе слезы лить, о дитятке подумай.
Успокоиться мне пришлось за одну секунду. Жак насторожился и прошептал:
— Он идет.
Я сомкнула глаза, Жак накрыл меня по шею одеялом. Видимое спокойствие изобразить у меня получилось, но сердце рвалось из груди, слова никак не выходили из головы. Страшный человек. Что он хотел этим сказать? Старичок — божий одуванчик, ну грубоватый, нелюдимый. Кто в лесу не одичает? Но ничего страшного в нем я не заметила. С другой стороны, зачем Жаку меня запугивать или возводить напраслину на отца? Есть в этом какая-то тайна. Заскрипели половицы, послышались тяжелые шаги — Жак направился встречать отца. Через пару минут они вошли в землянку вместе, на пол упало что-то тяжелое, но мягкое, похожее на мешок с травами.