В горле пересохло. Передо мной лежало застывшее навсегда тело Андрея. Трясущейся рукой я провела по холодной впалой щеке, по спутанным волосам, их черноту уже разбавила седина и такими они останутся навеки. Надо же я и не догадывалась, что бреясь налысо, он избавляет себя от непослушных кудряшек. Как много я не знаю о нем и уже не узнаю. Я больше никогда не увижу тех глаз, от взгляда которых пылал огонь в моей груди. Неправду говорят, что если увидишь человека мертвым, то никогда не сможешь вспомнить каким он был при жизни и перед глазами всегда будет возникать покойник. Я никогда не забуду эти глаза, эту улыбку, губы… Их спрятали усы и борода, но я помню, я помню все… Андрей… У меня даже слез нет, чтобы оплакать тебя. Я сжала в ладонях безжизненную руку Андрея и прильнула щекой к его груди. Его сердце больше не стучит, в этой груди больше не теплится жизнь. Нужно что-то делать, проститься с ним, похоронить. Нет сил расстаться. Нет сил шевелиться, говорить, плакать…
Сквозь паутинные стены просочилась ночь. «Последний твой день подходит к концу, для тебя уже нет завтра, ты останешься во вчера. Пройдут месяцы, годы и воспоминания о тебе померкнут, обесцветятся, превратятся в далекое прошлое… Или нет?! Удар, еще удар… Ты жив! Андрюша, милый, как же ты напугал меня!»
Я проверила пульс на запястье, и удар за ударом подтверждали — он жив. Как ненормальная я начала целовать его руку, и две крупные слезы обожгли щеки. Полярно-противоположные эмоции испытала я за последние минуты. Мое пошатнувшееся здоровье дало о себе знать: вены в висках запульсировали, я начала задыхаться. Мне не хватало воздуха, попытка вдохнуть его ртом не помогла. Я растянулась на полу, и вокруг потемнело.
Пробуждение происходило медленно и вяло. Я пришла в себя и с радостью отметила, что еще жива. Открывать глаза не хотелось, желание поспать перебарывало, но страх уснуть навсегда отрезвил, и веки вяло приподнялись. Снаружи была ночь, но помещение так и осталось светлым. Паутина источала свет, словно тонкие неоновые провода. Я протянула руку к Андрею и нащупала вену на шее. «Теперь ты точно от меня не уйдешь», — прошептала я. Во мне проснулись резервные силы, ни спать, ни есть не хотелось. Я задалась лишь одной единственной целью и неотступно к ней стремилась, забыв обо всем.
На рассвете я еще раз дала Андрею подышать содержимым коробочки, и в этот раз все прошло гладко. Второй день подходил к концу. Воспоминания о событиях прошлой ночи помогали мне бодриться и напрочь избавили от желания прилечь, подумать о чем-то отвлеченном. Но отвлечься ночью все же пришлось. Сначала мне показалось, что жилище пошатнулось. Я свалила это на усталость и не обратила особого внимания. Но когда боковым зрением увидела, как что-то черное длинное промелькнуло по стене, я насторожилась и не напрасно: огромное существо ползало по крыше, проминая ее. Звук струящейся воды вперемешку со свистом раздавался прямо над головой. Попеременно с разных сторон стены прокалывали большие черные изогнутые на концах спицы. Кто-то вероятно захотел нами поужинать и, что самое ужасное, у него это легко получится. Кричать, звать на помощь бесполезно, а защитится от монстра голыми руками легко только в кино. Да и какой из меня супергерой?! Я даже убежать не смогу — одышка замучает. Дверь-штора распахнулась: первыми появились две спицы, за ними черные полированные рога и вскоре сам обладатель жутких конечностей. Круглое тело едва не упиралось в потолок, а продолговатая голова пригнулась, остановившись в паре десятков сантиметров от моего носа. Я не чувствовала своего похолодевшего тела и лишилась возможности мыслить. Чудище из ужастика предстало предо мной, а я беззащитна как мотылек. Паук посмотрел на нас двумя рядами выразительных глаз и особого интереса к нашим персонам в них я не увидела. Он, аккуратно перешагнув меня и Андрея, приступил к своей работе. Прислонив голову к стене, он рожками вытянул изо рта паутину и острыми лапами-спицами прошил толстое полотно. Паучок проделал тоже самое еще в трех местах и аккуратно удалился, не побеспокоив нас. Ночь я провела в страхе, постоянно озираясь. Мне все время мерещилось чудовище. Зубы начинали нервно стучать, а руки трястись от одной мысли, что насекомое вернется, и я увижу его снова. Утром наконец пришла женщина.
«Можешь спать, — сказала она, — когда понадобишься, разбужу». Эмоций я от нее не ждала, но что она больше ничего не скажет, не предполагала.
«Подождите, можно спросить?»
Женщина убрала руку с двери и повернулась ко мне.
«К нам ночью приходил большой паук. Он опасен?»