— Хорош болтать чаво попало, она ж ребенок совсем, — смущенно сказал Жак.
— Какой такой ребенок? Баба она на сносях, — открыто засмеялся над сыном колдун, — да и ты еще не дед.
Непонятно для чего старик завел этот разговор, ведь брать меня в невестки он не намеревался. На мой счет у него были совершенно другие планы. Жак одной рукой приподнял мою голову, а второй поднес благоухающую жидкость к моим губам:
— Пей, нельзя тебе гореть и так хворая, — произнес он уверенным и настойчивым тоном, давая понять, что зелье безопасно.
— Ой, чаво ты уговариваешь, лей, да и все тут, — пробурчал старик.
— Она ж живая, мош, слышит чаво, а мы с ней и словом не обмолвимся, — объяснил Жак. Я проглотила горьковатый, но приятный отвар и тут же покрылась потом, он полился с меня и вскоре волосы, рубаха и простыня намокли.
— Мокрая она вся, — робко произнес Жак.
— Поди отселе, переодену ее, — рявкнул старик. Послышались топот и возня, а я готова была со стыда сгореть, но в голову пришла мысль, и она помогла мне справиться с этим чувством: старик увидит тело, в которое планирует переселиться, и никакого другого интереса оно у него не вызовет. Я не смирилась со своим положением, а всего лишь попыталась взглянуть на ситуацию его глазами. Задача перед стариком стояла нелегкая: поменять постель и переодеть взрослого человека. Для дряхлого старика это не просто, но я была ему благодарна, он соблюдал хоть какие-то этические нормы и не привлек к этому занятию своего сына. Перекатывая меня с боку на бок, приподнимая то голову, то плечи поочередно, он справился.
Глава 42. Побег
Не всегда получалось у меня схитрить и выплюнуть отвар. Временами старик, недовольно пыхтя, подолгу стоял надо мной, словно чувствовал обман. Смешиваясь со слюной, отрава проникала в горло, ее действие распространялось по всему организму, я впадала в забытье, рискуя потерять себя в прямом смысле этого выражения. На помощь приходил Жак. Когда старик доверял ему дать мне напиток, он как-то умудрялся подменить его водой, и тогда в голове наступало просветление. Меня трясло от страха перед своим бессилием, порой возникали мысли еще более пугающие: хотелось остаться в беспамятстве, чтобы больше не бояться. Страшно лежать и бездействовать, страшно выдать себя и разгневать злого колдуна, страшно за малыша. Я опасалась, что побег не удастся, и приготовленная мне участь пугала до смерти. День менялся с ночью мучительно медленно. Жак вел счет моим дням, проведенным в его доме, у меня же не было возможности даже зарубки на дереве делать.
Три месяца я провела в постели, из них не больше часа я провела вне ее. С каждым разом движения давались мне все тяжелее, мышцы ослабли, сердце разленилось. Передвигаясь по комнате, я обливалась потом и мучилась от одышки.
— Сто третий денек, — прошептал Жак.
— Долго еще? — изнывая от нетерпения, взвыла я.
— Терпи девка, недолго осталось, — подбодрил он.
— У меня ноги ходить разучились, боюсь бежать не смогу, подведут меня они.
— Нетяжела ноша, унесу, — по-деловому пробурчал Жак.
— Жак, а что это за место? — спросила я. — С чего ты взял, что оттуда я смогу попасть домой?
— Ходят слухи, — шепотом произнес Жак и огляделся, — что там частенько появляются и исчезают странные люди. Ты ведь тоже странная…
— А если я попаду куда-то еще, не домой? — засомневалась я, услышав неуверенный ответ Жака.
— А ты дорогу примечай. Коли почуешь неладное, возвращайся, — сказал он, чем подтвердил свою неуверенность.
— Ну, уж нет, — вздохнула я, в это жуткое место не вернусь ни при каких обстоятельствах.
Жак прислушался. Шорох шагов был для нас знаком: нужно молчать. Старик возвращался с очередным мешком трав. Новая волна пессимизма нахлынула и страшные мысли набросились на меня, как неконтролируемые ночные кошмары. А что если Жак заблуждается, и то место окажется не тем? Моей душе придется десятилетиями наблюдать за моим телом, за тем, как растет мой ребенок и не иметь возможности ему помочь, сказать доброе слово, коснуться его. Нет, лучше пусть звери в лесу меня съедят, и я никогда не увижу страдания моего малыша. Такие мысли пугали, и я гнала их как можно дальше. Я старалась внушать себе, что у нас все получится, и к рождению ребенка мы с Эламом будем вместе. Я вспоминала его глаза, улыбку, голос и это придавало мне сил, надежда на спасение превращалась в уверенность. Мечты о нашем будущем спасали меня. Я представляла, нашу встречу, как Элам обрадуется, узнав о ребенке. Надеялась, что нас простят и позволят жить нормальной семьей. Я мечтала о тихом семейном счастье с Эламом и нашим ребенком.