И тут его двоюродный брат засмеялся и показал куда-то пальцем.
— Смотри, Соклей. И вправду вот-вот наступит весна. Вон на стене сидит геккон!
И точно: зеленовато-бурая ящерка на доме бедняка цеплялась за такой же зеленовато-бурый, слепленный из грязи кирпич. Ящерка взбежала по стене с легкостью мухи и слопала жука, прежде чем тот успел понять, что происходит.
Пройдя еще полквартала, братья повернули направо и двинулись на север. Еще один поворот — и они окажутся возле родных домов.
— Слава богам, наш город расположен недалеко от доков, как в аттическом Пирее. Даже чужестранец легко сможет найти здесь дорогу — как и в афинской гавани. Зато уж сами Афины! — Соклей покачал головой. — Ты должен там родиться, чтобы точно знать, куда идти, но даже афиняне в большинстве случаев не уверены, что выбрали верный путь. Гипподамий Милетский был человеком божественного разумения.
— Я никогда об этом не задумывался, — признался Менедем. — Но ведь такая ужасная путаница характерна для большинства городов, верно? Ты не можешь попасть из гавани на постоялый двор, который находится всего лишь на расстоянии полета стрелы от пирса, не спросив трижды, куда идти, потому что улицы ведут туда, куда им хочется, а не туда, куда тебе нужно.
— Конечно, — задумчиво сказал Соклей, — Пирей и Родос — новые города, их можно было строить по плану. Прошло меньше двух веков с тех пор, как наш город был основан на Родосе, верно? В прежнем городе, стоявшем тут со времен падения Трои, улицы наверняка следовали теми путями, какими привыкли бродить во время выпаса коровы.
— Гомер ничего не говорит о том, лежала ли Троя рядом с гаванью или нет, — заметил Менедем.
Он замолчал, заметив хорошенькую рабыню, которая несла к своему дому кувшин с водой.
— Привет, красавица! — окликнул он девушку.
Рабыня не остановилась, но улыбнулась Менедему.
Соклей вздохнул. Если бы он сделал то же самое, рабыня просто не обратила бы на него внимания… в лучшем случае. А в худшем осыпала бы проклятиями. Такое уже, кстати, случилось как-то в Афинах. Как щенок, который однажды сунул нос в раскаленные угли, Соклей не собирался повторять былую ошибку.
Горшечники, ювелиры, сапожники, кузнецы, мельники и все прочие ремесленники, чей труд способствовал процветанию Родоса, обычно жили вместе с семьями при своих мастерских и лавочках. Некоторые из них просто спокойно занимались своим ремеслом, тогда как другие время от времени рыскали по улицам в поисках потенциальных покупателей.
— Сюда! Только посмотрите на мою прекрасную терракоту! — кричал горшечник.
Неужели он воображал себя скульптором? Соклей этого не знал, да это его и не заботило — он только надеялся, что горшки у парня получаются лучше, чем статуэтки из обожженной глины. Потому что в противном случае его жена и дети просто умрут с голоду.
— Осторожно! — закричал кто-то, на этот раз из окна второго этажа.
Соклей и Менедем торопливо отпрянули. Так же поступили все, кто был неподалеку. Вонючее содержимое помойного ведра расплескалось посреди улицы. Один прохожий, отпрыгнувший недостаточно быстро и в результате перепачкавший свой плащ, потрясал кулаком в сторону окна, но деревянные ставни уже закрылись.
На улице чаще встречались мужчины, чем женщины. Супруги и дочери уважаемых людей проводили большую часть времени дома, на женской половине; за покупками или с другими поручениями они посылали рабов. Женам бедняков — тем, чьи семьи не имели рабов, — приходилось выходить в город и делать все самим. Некоторые женщины вели себя вызывающе или просто смирялись с положением дел и держались равнодушно. Другие носили накидки и вуали, чтобы защитить себя от хищных взглядов.
— А вот интересно, как она выглядит? Хорошо бы снять все эти занавески, — сказал Менедем после того, как одна из женщин прошла мимо них. — Одни только мысли об этом подбрасывают угольков на мою жаровню.
— И хорошо, что ты не увидел ее, вдруг под накидкой скрывается уродина, — ответил Соклей. — Или, чего доброго, незнакомка оказалась бы бабусей.
— Вполне вероятно, — признал его двоюродный брат. — Но с тем же успехом она могла оказаться и Еленой Троянской, снова вернувшейся на землю, или Афродитой, тайно посещающей нас, простых смертных. В моем воображении так оно и есть.
— Твое воображение нужно окатить ведром холодной воды, как пару собак, сцепившихся посреди улицы, — заявил Соклей.