Выбрать главу

Он принялся ласкать ее грудь, и она застонала от удовольствия.

— О Боже! — воскликнул он, приподнял ее и перевернулся на спину, прорычав: — Моя очередь.

Она обхватила его лицо ладонями, коснулась языком его губ.

— Прими меня всего, — сказал он и вошел в нее. Люсинда, близкая к оргазму, корчилась и извивалась.

Они вместе взлетели на вершину блаженства. После чего Люсинда погрузилась в глубокий сон.

Хьюго не сводил с нее глаз. Он даже зажег свечу, стоявшую у кровати. Хьюго был счастлив, что Люсинда рядом, не хотел думать о том, что это последний раз. Придя к нему этой ночью, она просто отдалила их расставание. «Так тебе и надо, эгоистичный негодяй».

Он ощутил момент, когда она проснулась, хотя она и не открыла глаз. Шея у нее напряглась, дыхание остановилось.

— Что вы здесь делаете? — спросил он.

— Нам нужно поговорить.

— О чем? — спросил Хьюго.

Она отодвинулась. Чем дальше они друг от друга, тем будет легче. Он решил держаться честно и грубо.

— Почему я вам больше не нужна? — Голос ее дрогнул от слез.

— Вы мне лгали. Я терпеть не могу, когда из меня делают дурака.

— Это единственная причина? — с притворным спокойствием спросила Люсинда.

— Да.

— Вы лжете, я слышу это по вашему тону. Позвольте мне высказать предположение. Все было хорошо, когда вырешили сделать предложение вдове, которую могли бы прятать в деревне. — Голос ее дрогнул. — Но теперь, зная, кто я, вы не можете на мне жениться, вам будет стыдно показываться со мной на людях.

Хьюго хотелось заключить ее в объятия, поцелуем стереть слёзы, которые — он знал это и, не глядя — дрожат у нее на ресницах. Но он не шелохнулся.

— Герцог сделал вам прекрасное предложение. С моим не сравнить.

— Герцог ни слова не сказал о том, что любит меня. Я заслуживаю большего.

— Подумайте об этом. Пусть пройдет какое-то время. Она презрительно усмехнулась и погрузилась в молчание. Хьюго почувствовал, что раздавил что-то изящное и ценное, сокрушил железными копытами боевой лошади или растоптал каблуком сапога. Но он не стал просить прощения.

Пропасть между ними становилась все глубже и глубже.

— Вы меня не любите?

— Мужчина и женщина могут желать друг друга до безумия, — сказал он. — Но в любовь я не верю. — Он не смеет верить в нее.

Пропасть становилась все глубже. Он почувствовал это, хотя Люсинда не пошевелилась. Она ускользала от него, но именно этого он и хотел.

— То, что вы описываете, похоть. Любовь непостижима. Желание умереть, чтобы другой жил, — вот что значит любовь.

— Мелодраматический вздор, — пробормотал Хьюго. Он вспомнил, как решительно вел себя несколькими часами раньше, и почувствовал угол совести. Любовь опасное чувство, она заставляет человека страдать, когда он теряет того, кого любит. Он страдал, потеряв мать, страдал, потеряв жену и ребенка, но если что-нибудь случится с Люсиндой, он будет страдать в десять раз сильнее. Трус.

— Где вы находитесь в настоящий момент? — спросил он. — Вы приехали сюда из дома викария? Я отвезу вас обратно.

Она посмотрела на него.

— Я остановилась в Холле. Кэтрин была так любезна, что одолжила мне свою лошадь.

— И вас совершенно не заботит ваша репутация? Вы явились сюда среди ночи.

— Нисколечко.

— Вам пора возвращаться, пока вас не хватились. — Ей пора возвращаться, прежде чем желание взять ее не одержит верх над доводами рассудка. Ее запах, запах их ласк наполнял каждый его вдох, и сознание того, что она находится совсем рядом, воспламеняло в нем кровь, поэтому было очень трудно здраво мыслить. А ему требовались все его умственные способности, чтобы уходить от ответов на ее вопросы.

— Значит, вы не верите в любовь? Вот от таких вопросов.

— Нет, не верю. А если бы и верил, я не тот человек, который вам нужен. Герцог спас сегодня вам жизнь. — Он позволил себе горько улыбнуться, и отвел руку, хотя ему страшно хотелось ощущать тепло ее тела. — Если не ошибаюсь, у него все было под рукой, пока я шел ощупью.

— Должна признаться, — я ошиблась относительно герцога. Отчасти.

— Как ошибаетесь относительно меня. Я вам не пара.

— Вы говорите это потому, что я совершила ошибку в своем суждении о Денби, а стало быть, не способна понять, чего хочу?

— Господи. Вы одна из самых умных женщин из всех, кого я знаю. Среди светских женщин нет такой, которая могла бы пойти своим путем, как это сделали вы.

— Комплименты? Они ничего не значат, Хьюго, если скрывают правду. Вы чего-то недоговариваете.

Ему хотелось послать ее ко всем чертям, закрыть дверь и зализывать раны, которые она наносила ему каждым сказанным словом. Он боялся, что ее удовлетворит только правда. Она уйдет, если узнает, что он на самом деле за человек.

— Вы меня не знаете. Я принадлежу к тому типу людей, которые убегают. Я убежал от отца, бросил свою мать, убежал из Испании. Я трус.

— Все говорят, что вы герой.

— Настоящие герои погибли. А я стою без толку в стороне, в то время как другой человек спасает мою женщину.

— Вашу женщину? — Она села, длинные прямые волосы рассыпались по плечам, обрамляя лицо и смягчая его черты. Бедра прикрывала простыня. Люсинда походила на наяду, встающую из волн.

Недосягаемая богиня.

Совершенно сбивающее с толку видение.

— Вы меня не слушаете. Мне пришла в голову бредовая мысль, что никто не заботится о вашем благосостоянии, что вы могли бы жить здесь со мной в этой старой развалине и быть счастливой. В любой момент бейлиф может оказаться у моих дверей. Вы видели, в каком состоянии находятся счета по хозяйству. Поверьте, это лишь малая часть того плохого, что здесь творится. Как могу я позволить женщине с вашими перспективами жить в такой убогой обстановке? Вам, разумеется, нужно искать что-то получше.

— И вы решили отдать меня герцогу? — спросила Люсинда.

Он стиснул зубы.

— Вы не вещь, и я не могу отдать вас. — Голос у Хьюго дрогнул.

— А ребенок?

Черт бы ее побрал. Она знает все его слабости.

— Она забудет обо мне через полмесяца. Скажите Вейлу, чтобы он купил ей пони.

Она положила руку на свой слегка округлившийся живот.

— Я говорю не о Софии.

— Что?!

— Я жду ребенка от вас.

Он спрыгнул с кровати, дошел до окна, вернулся.

— Нет! — крикнул он. — Это невозможно. Ваш муж поклялся, что у вас не может быть детей.

— Он ошибался. — Люсинда подтянула простыню к подбородку. — Разве это так плохо?

— Плохо! — взревел Хьюго. — Хуже и быть не может! Вы ошиблись. Или… — Он сердито посмотрел на нее. — Это ребенок вашего мужа, а вы пытаетесь выдать его за моего. Скажите мне. Я не буду возражать.

Она покачала головой.

— Проклятие! — Он прошел по комнате, добрался до туалетного столика. — Нет! — закричал он своему отражению в зеркале. Потом ударил кулаком по зеркалу. Оно разлетелось на множество осколков, и в этих осколках отразились кусочки его, Хьюго. — Проклятие! Нет! — Ему хотелось свернуться в комок, зарыдать, молиться каким-то богам. Он не допустит этого во второй раз.

— Что с вами? — шепотом спросила Люсинда.

Она сидела на кровати его отца, лицо у нее было белее простыни, которую она прижимала к груди, и она смотрела на него как на выходца из Бедлама. Каковым он и был.

— Я говорил вам. Я не хочу иметь детей. Терпеть их не могу. Избавьтесь от него.

— Вы говорите несерьезно. Вы привыкнете к этой мысли. — Люсинда едва сдерживала слезы.

Ему хотелось выть и крушить все вокруг. Все, что угодно, только не это. Он провел рукой по туалетному столику, сбросив на пол щетки, одеколон и осколки зеркала.

Люсинда подалась назад, уперлась в изголовье кровати и огляделась диким взглядом.

— Если вы оставите этого ребенка, вы все равно, что умрете, — сказал он, — Я говорил вам, что был женат, да? Рассказывал вам о своей жене-испанке.