Они находились в запретной комнате. Генриетта возвышалась в кресле, в котором раньше сидела ее мертвая сестра. Вика расположилась, как и тогда, напротив. В доме стояла тишина. Дети были в школе. Мария Дмитриевна ушла на выставку Шишкина в корпусе Бенуа. Она уже обзавелась петербургскими подругами, которые наперебой приобщали провинциалку к прекрасному.
— Вот кровавая брошь Маркуса, — сказала Генриетта, доставая вещицу из шкатулки и протягивая Вике.
— Его звали Маркус?
— Это неважно.
— Почему?
— Мужчина не должен мешать ведьме. Пришел и ушел.
— Как же любовь?
— Она необходима. Без нее не рождаются красивые дети.
Вика положила брошь на ладонь и подвигала рукой, как бы взвешивая. Тяжелая. Вся обсыпана рубинами. В центре огромный, темно-красного цвета, как венозная кровь. Вика перевернула драгоценность. Рубины крепились к грубой бугристой золотой решетке. Золото от времени потемнело, камни тоже не мешало почистить. Вика вновь перевернула брошь. Рубины вспыхнули, а руке стало жарко. Вика увидела деревянную пристань, громадные разукрашенные лодки, воинов в волчьих шкурах на корме и высокую женщину с рыжими косами, обвивающими голову. На груди у той сияла кровавая брошь.
Генриетта с интересом наблюдала за внучкой.
Глава 23. Трагедия
Хоккейный матч на первенство города должен был состояться в субботу, но его перенесли на четверг. Поэтому Вика туда не попала. Поздно было переносить пациентов.
Матч закончился сразу после начала. Гриша Тупин выиграл первое вбрасывание, сам бросился в атаку и тут же упал плашмя, лицом вниз. Все подумали, что нарушение, кто-то зацепил его клюшкой. Борис выпрыгнул из-за борта, не слушая криков тренера, подъехал к парню. Над Гришей склонился судья, он оттянул сбившийся шлем. Борис увидел закрытые глаза и бледное, белее льда, лицо парня. Вспомнив слова матери, испугался и заорал истошно:
— Врача! Скорую!
Судья поднял вверх кулак. Но, не дожидаясь этого условного знака, к ним уже бежал Кирилл, за ним двое мужчин тащили носилки. Они аккуратно, придерживая плечи и голову, перевернули Гришу, зафиксировали ему шею, подвели под него носилки, погрузили и бегом покатили с площадки. По методичке, которую Кирилл проштудировал несколько раз, не рекомендовалось оказывать реанимационные мероприятия на глазах у зрителей. Такое зрелище было бы страшным и для детей, и для их родителей.
В подтрибунном помещении Гришу молниеносно стащили с носилок, стянули свитер, сняли защиту. Кирилл прикрепил электроды. Полезла лента из дефибриллятора, на которой вырисовывались высокие разнонаправленные волны веретенообразной желудочковой тахикардии. Гриша был без сознания, левая орбита глаза у него потемнела, этим местом он ударился об лед. Помощники Кирилла наложили на лицо парня прозрачную маску. Один из них придерживал ее, а другой ритмично надавливал на прикрепленный к ней дыхательный мешок Амбу. Дефибриллятор звякнул, загорелась лампочка, это означало, что набрался достаточный заряд. Кирилл прижал смазанные гелем электроды к груди парня, крикнул, чтобы все отошли, нажал красные кнопки. Тело Гриши пронзил разряд тока. Он дернулся, издал стон и заскрежетал зубами. На ленте прибора появились нормальные узкие комплексы ЭКГ, а потом вновь начался частокол пируэтных кривых. В это время под трибуну вошли врачи скорой помощи и сразу включились в спасение спортсмена.
У Вики выдался загруженный день. Около двух часов дня ей позвонил Борис, а потом и Кирилл. После этого Вика уже не смогла толком работать. Она пошла к Цезарю и рассказала о случившемся. Он тут же приказал принести всю документацию, и они вместе просмотрели карточку и заключения ко всем обследованиям, которые Гриша делал в центре.
— Вроде все правильно. Но эти найдут, к чему придраться, — сказал Цезарь.
— Прокуратура?
— Угу.
— Вы думаете, они придут к нам?
— Уверен. Даже если все закончится хорошо, этот случай будет освещаться и обсуждаться, наверняка кто-то уже строчит первую заметку. Несчастье с подростком-спортсменом у всех вызывает боль и эмоции, а значит, интересно для прессы. Начнутся проверки. Всем захочется найти виновных.
— У меня в заключении написано, что спортом заниматься нельзя.
— Неизвестно, как будет вести себя его мать. Вряд ли она признается, что знала о риске. Скажет, что ничего толком не объяснили, ничего не поняла.
— Скорее всего.
— Ладно. С нашим юристом посоветуюсь. Начнут с врача команды и спортивного диспансера. К нам потом придут. Время еще есть. Без юриста ни с кем не общайтесь. Сейчас всех предупрежу, чтобы журналистов на порог не пускали.