Произвольная Саяна была поставлена под французские мелодии. Внешний образ соответствовал романтической музыке: темные брюки и свободная блуза с разрезом на груди, на которой блестел золотой медальон. Больше никаких украшений, стразов и блестящих камней. Лаконично и мило. Под такую музыку любил выступать Петр, неудивительно, что он выбрал ее для своего ученика. Танец смотрелся на одном дыхании. Нежный, воздушный. Саян словно парил, не касаясь льда. Прыжки получались непринужденными, без усилий, как будто взлетать на такую высоту и много раз крутиться вокруг себя естественно для любого человека. Вика сама не знала, помогла она ему в чем-то или нет. Она не могла оторвать от него глаз, как и другие завороженные зрители. После окончания выступления зал молчал, а потом взорвался аплодисментами. Борис вскочил и заорал:
— Браво!
Многие последовали его примеру. Саян поклонился во все стороны, благодаря зрителей, подъехал к бортику и уткнулся в плечо Петра. Тот его обнял и похлопал по спине. Потом они ужасно довольные сидели в зоне Kiss and Cry, передавали в камеру приветы и, как дети, радовались высоким оценкам. Вика даже всплакнула, глядя на своих счастливых мальчиков.
На этот раз она с Сергеем осталась до конца соревнований. Борис убежал на тренировку. После безукоризненного выступления Саяна продолжился падеж уже именитых спортсменов. Судьи их тянули изо всех сил, усиленно грибуя. Но высокая техническая оценка Саяна дала ему внушительный перевес. После выступлений китайца и американца он оставался в кресле промежуточного фаворита.
На лед вышел последний фигурист — достойнейший преемник Юдзуру Ханю. Японец начал очень хорошо. У него были красивые прыжки, начиная со скорости на заходе, положении в воздухе и плавного выезда. Он был не только технически силен, но и артистичен. Настоящий художник на льду. Но третий четверной прыжок, причем самый простой для него, тулуп, сорвал, неудачно упал, после чего выступление развалилась. Потом он рыдал в Kiss and Cry. Ему было горько и обидно, что он завалил программу, которую безошибочно катал тысячу раз на тренировках, с ней выиграл гран-при и Чемпионат четырех континентов. А на главном старте оплошал. Это было больно и несправедливо. Все зрители поддерживали его, а японские болельщики плакали вместе с ним. Камеры выхватили лицо неожиданного для всех олимпийского чемпиона. Саян не улыбался, он с сочувствием смотрел на рыдающего японца.
Потом на пресс-конференции один из наглых журналистов спросил его, не считает ли он себя выскочкой. Саян спокойно ответил:
— Сегодня я выиграл в честном бою. Это не значит, что я победил их. Они великие спортсмены. Я буду стараться добиться в фигурном катании такого же авторитета и уважения, как они.
— Откуда вы появились? О вас никто ничего не знает, — не унимался этот слизняк.
И вот после этого Саян впервые рассказал о своей судьбе. О погибших родителях, интернате, Байкале, рваных коньках, Вике, Петре, Петербурге, об исполнившейся мечте. После пресс-конференции он вмиг вместо выскочки стал фаворитом сердец. Такая история не могла не тронуть души людей.
Вечером Вика с Сергеем гуляли по городу. Они прошлись вдоль ручья Чхонгечхон, дошли до императорских дворцов, которые решили посмотреть в свободный день. Заглянули в деревню Букчон. Вернулись по длинной торговой улице, где находилось множество сувенирных лавочек и магазинов с корейской косметикой. Вике нравилось в Сеуле. Здесь было спокойно. Безмятежную атмосферу создавал и сам город, и его жители — милые, тихие, вежливые. На улицах было немноголюдно, никто не кричал и громко не смеялся.
Однако в ресторанчике, в который они зашли поужинать, все оказалось по-другому. Она даже испугалась и хотела уйти. Но Сергей остановил, он любил такие аутентичные места. Корейцы много пили, и чем больше становилось пустых бутылок из-под пива и соджу на столах, тем гортаннее звучали их выкрики и громче стучали стаканы. А потом к их столику подошла женщина с непроницаемым лицом, таким же, как у заливщика льда, поставила горелку, на нее кастрюлю с водой, и на глазах изумленной Вики сварила суп из живого осьминога. Сергей ел и нахваливал. Она к супу не притронулась и потом долго вспоминала конвульсии бедного животного.