Пафнутьев помолчал, взяв верхний том, с силой бросил его на стопку, склонив голову, посмотрел на выползавшую из страниц пыль.
– Пыль, – сказал он.
– Не понял?
– Пыль, говорю, вылезает из томов.
– Да, – кивнул Шумаков, – я вас понимаю. С этими томами надо обращаться осторожнее. В них столько пыли, столько пыли, что она становится взрывоопасной. Знаете, это как в шахтах, где темно, сыро и ничего не видно... Так вот, есть шахты, которым присвоена специальная категория – опасные по пыли.
– Там темно и сыро? – Пафнутьев кивнул на тома уголовного дела.
– Да, там темно и сыро. Впрочем, сырость можно назвать мокрухой. В наших с вами кругах чаще употребляется именно это слово. Я немного занимался этим делом... И знаю, о чем говорю.
– Этот человек... Я имею в виду Лубовского... Надежда русской демократии?
– Конечно! – воскликнул Шумаков. – Он содержит партии, фонды, у него своя пресса... Вы читаете утреннюю газету и даже не догадываетесь, кто ее владелец, кто именно в это утро пудрит вам мозги, кто в этот вечер учит вас жить. Его принимает не только наш, не менее охотно с ним беседует и тот президент.
– Заокеанский? – ужаснулся Пафнутьев.
– На той стороне Атлантики, – осторожно поправил Шумаков.
– Надо же!
– Скажу больше... Мне известен случай, когда заокеанский, как вы выражаетесь, звонил нашему и справлялся о здоровье Лубовского, о его делах и успехах. – Шумаков постучал указательным пальцем по стопке уголовного дела, чтобы у Пафнутьева не осталось никаких сомнений, о ком идет речь.
– Надо же! – повторил Пафнутьев. – Простите, Игорь Александрович... Вы говорили о темноте и сырости... Если я правильно понял, это дело не просто безнадежное, а... опасное?
– Да, так можно сказать.
– Мне кто-то говорил, что мой предшественник, который оказался слишком уж азартным... Попросту исчез! Это правда?
– Исчез, – кивнул Шумаков, как бы что-то преодолевая в себе, будто Пафнутьев затронул тему, о которой здесь говорить не принято, его вопрос прозвучал дурным тоном.
– Но человек не может вот так просто исчезнуть!
– Почему? – Шумаков пожал плечами, будто услышал слова не просто наивные, а даже глуповатые. – Очень даже может. В России каждый год исчезают около тридцати тысяч человек, вам это известно?
– Но некоторые потом находятся? Сбежавшие мужья, отбившиеся дети, загулявшие девочки...
– О! Павел Николаевич! Не надо! – Шумаков махнул рукой. – Их так немного, так немного, что на общей статистике ни нагулявшиеся мужики, ни образумившиеся красотки не отражаются.
– Уж не инопланетяне ли их похищают? – Пафнутьев старательно сделал серьезное лицо.
– Нет, Павел Николаевич! Смею вас заверить – нет, – твердо повторил Шумаков и поднялся – легкий, в светлом просторном костюме, изящный и уверенный в себе. – Павел Николаевич, а почему бы нам не пообедать вместе? Здесь неплохая столовка. Покажу, познакомлю. А?
– Вроде рановато. – Пафнутьев посмотрел на часы.
– А я зайду за вами, когда будет в самый раз... Часа через три, а?
– Можно, – согласился Пафнутьев. – Вы сказали, что в этом деле исчез не только мой предшественник?
– Да, там есть несколько странных моментов. Но что делать, Павел Николаевич... У каждого преступника свой почерк, свои методы решения проблем... Каждый проявляет творческую жилку по-своему. Разве нет?
– Вы имеете в виду Лубовского? – Пафнутьев не любил недоговоренностей.
– Ну зачем же так, Павел Николаевич! – рассмеялся Шумаков. – Я говорил вообще. А что касается Лубовского... Он талантливый человек, и у него действительно есть свой почерк.
– Талантливый вор?
– Можно и так сказать, почему нет? Уж если эти тома написаны, значит, за ними что-то стоит.
– По-настоящему талантливых воров мы не знаем. Их никто не знает. Все эти кровавые знаменитости, о которых захлебывается наша пресса... Это бесталанные преступники, засветившиеся, обнаружившие себя. Хороший вор должен быть не только непойманным, но и неузнанным.
– Смотря сколько украсть, Павел Николаевич! – опять рассмеялся Шумаков. – Некоторые берут столько, что быть неузнанным уже невозможно. Если их деньги сопоставимы с государственным бюджетом... Им уже не спрятаться.
– А что, – озадаченно проговорил Пафнутьев. – С этим трудно не согласиться.
Столовая действительно оказалась неплохой – тоже маленькой, на четыре-пять столиков, с белыми скатерками, прозрачными шторками и небольшим баром, конечно, безалкогольным. На первое дали суп с фрикадельками, на второе неплохую котлету с пюре, на третье, естественно, компот.
Шумаков был молчалив, весь погружен в потребление пищи, на Пафнутьева поглядывал изредка, но остро, как бы примериваясь, приглядываясь, пристреливаясь.
– Как обед? – спросил он.
– Прекрасно! – искренне ответил Пафнутьев.
– Бывает и лучше.
– Лучше этого?!
– Бывает харчо, отбивная, нечасто, но бывает пиво, правда, в маленьких бутылках. Так что советую заходить почаще... Хотя вряд ли тебе, Павел Николаевич, это удастся. – Шумаков нашел приемлемую форму обращения – хотя и на «ты», но по имени-отчеству. Это было вполне приемлемо для застолья.
– Почему? – спросил Пафнутьев.
– Та гора томов, которую я видел в твоем кабинете, предполагает командировки.
– Много придется ездить?
– Сколько захочешь. От Москвы до самых до окраин.
Вернувшись в свой кабинетик, Пафнутьев сразу понял, что здесь без него кто-то побывал. Листок бумаги с номерами исчезнувших страниц уголовного дела был сдвинут. Он оставил его на столе так, что срез листка в точности совпадал со срезом поверхности стола. Теперь листок лежал примерно в пяти сантиметрах от края стола. Уходя, он предусмотрительно сунул все десять томов дела в сейф и запер его на ключ, но металлическую ручку оставил под углом сорок пять градусов. Теперь же ручка была расположена точно по вертикали. Кто-то, не удержавшись, подергал ее, а может быть, и в сейф заглянул, если, конечно, у нежданного гостя были ключи. А ключи могли быть, учитывая, что многих страниц явно не хватало.
– Суду все ясно, – пробормотал Пафнутьев привычные свои слова и тяжело присел к столу. Ему уже было о чем призадуматься, хотя пришел он сюда всего-то несколько часов назад. Может быть, только сейчас Пафнутьев в полной мере осознал задачу, которая стоит перед ним. И дело было вовсе не в сложности юридического, правового расследования, поисках доказательств, дело было в другом – вмешались силы, не имеющие к праву никакого отношения. Более того, они были куда могущественнее той службы, в которой работал он. Эти силы были вполне в состоянии пренебречь прокуратурой, судом, милицией, а то и армией, вполне могли поставить на место и министра обороны, и министра внутренних дел, и Генерального прокурора. Что, собственно, и происходило в последние годы.
Раздался звонок, Пафнутьев поднял трубку:
– Слушаю.
– Здравствуй, Паша, говорит Аркаша! – Да, это был Халандовский, и Пафнутьев, услышав знакомый голос, весь как-то сразу воспрял – есть все-таки на свете люди, на которых можно опереться хотя бы на время телефонного разговора. – Как поживаешь?
– По-разному, Аркаша, по-разному.
– И ты не хочешь мне ничего сказать?
– Я хочу домой.
– И это все?!
– А тебе этого мало?
– Так ты ничего не знаешь?!
– Кое-что знаю, но, видимо, это не то, о чем ты хочешь сообщить?
– Только что передали по телевидению... Совершено покушение на Лубовского. Да, Паша, да! На того самого.
– И как это произошло?
– Взорвана машина. Хорошо так взорвана, Паша. Ребята не пожалели взрывчатки.
– Результат?
– Лужа крови, гора трупов... Но уцелел ли сам Лубовский, не знаю. Сообщение было каким-то скомканным. Трупы есть, но сколько и как их звали при жизни, не знаю.
– Значит, Лубовский был в машине?
– Иначе бы она не взорвалась.
– Как ты узнал мой телефон?
– Паша! – укоризненно протянул Халандовский. – Ну нельзя же недооценивать друзей.