106. Глядя на любовную игру двоих, что стали единым целым, наблюдательница и сама не избежала тех самых трепетных чувств, которые бурлили в обоих, и поочередно, а то и одновременно, обжигали вечных любовников.
Всё дольше и дольше глядя на них, зачарованный наблюдатель уже начинал фантазировать на тему того, какая же именно история свела вместе этих двоих, и как именно на свет появились, в то же самое время, их родители, и так далее, и так далее к началу времен. Сюжет бежал далеко в прошлое, чтобы замкнуться в том самом будущем, где всё уже произошло, и можно было как бы подглядеть, как именно всё подошло именно к такому исходу, поскольку весь этот мир и была такая своеобразная фантазия – фантазия о времени, о сущности, о происхождении несуществующего мира, который маленькая наблюдательница держала в своих ручках в форме прекраснейшего цветка, что вибрировал в такт с телодвижениями влюбленных. Чем именно закончится этот танец, было понятно уже и без всяких воспоминаний о будущем, и, поскорее представив себе это, путешественница уже захлопнула свои глаза, сама оказавшись внутри того самого бутона, что сам же рождался в свою очередь внутри ее сердца. Этот цветок был той энергией, которая рождалась внутри, являясь и результатом, и источником взаимного влечения, страсти и искренности творения нового. Заключалась ли главная причина происходящего в том, чтобы продлить это биение жизни в ком-то еще? Или самой целью и был акт любви? Может быть: и то, и другое? А может и ничто из вышеперечисленного. Ведь в конце оставалась лишь пустота, в которой отражались эти двое, еще не до конца осознавших, что только что произошли, существ, которые отражались бесконечно в миллиардах образов, подобно тысячам зеркал, что располагались в пространстве: над, под, спереди, сзади, создавая бесконечные вереницы образов. Они, бесконтрольно множась, превращались в безграничный, но в то же самое время самоограниченный рисунок, паттерн, сформировавшийся в маленьком бутончике, который содержал в себе всю эту великолепную панораму, но сам при этом являясь лишь малой частью этого потрясающего ландшафта.
Подобно самому еще не рожденному миру, этот цветок начал раскрываться вместе со всей вселенной, и на свет появились не один, а уже два наблюдателя, как две капли воды похожие друг на друга, уже повзрослевшие и сидящие друг напротив друга в странных полупрозрачных, как им самим казалось, причудливых шлемах. Вместе с тем всё окружение – геометрические формы стен помещения, силуэты окружающих людей казались чем-то нереальным – всего лишь туманом, через который ясное сознание лицезрело само себя в бесконечном узнавании, которое уже не могло оставаться скрытым порядком. Они оба, как будто бы по команде протянув руки, уже оказались в объятиях друг друга. Двое существ, разделенных еще в начале времен, неизбежно встретились в нужное время и в нужном месте, как это было предопределено еще до того, как они оказались втянуты в эту тонкую игру.
107. – Почему же ты плачешь? – обратился голос к пассажиру, который уже не переживал ни за то, где он был, ни за то, как долго, просто принимая всё как должное и стараясь плыть по течению, но уже как будто бы зная, что этот кажущийся бесконечным поток куда короче на самом деле, и заканчивается гигантским водопадом. В этой щекотливой ситуации субъект не нашел ничего лучше, чем, уже перестав пытаться обратить течение вспять, всё же попытаться нащупать вокруг себя хоть что-то, чтобы не утонуть и хотя бы так добраться до конца обрыва. Зачем? Ответа на этот вопрос не знал и сам вопрошающий.
– Я… я просто рад, безумно рад за них, за то, что они наконец… наконец-то встретились, – на одном дыхании протараторил пассажир, сомкнув губы в некоем подобии улыбки.
– А, ну тогда хорошо, раз это действительно единственное, что заставляет тебя грустить, – не желая вывести из себя своего спутника, проговорил голос.
Именно этот подчеркнуто миловидный тон и стал триггером к тому, чтобы пассажир мгновенно «взорвался» эмоционально изнутри и, подобно самому настоящему дикому зверю, стал крушить и ломать вокруг себя всё, что попадалось под руку.
Казалось, он хотел разбить не само стекло автомобиля, чтобы выбраться наружу, или просто разорвать сжимавший его черный ремень, что превратился в удавку, но разорвать на кусочки саму материю. Пассажир продолжал всё сильнее бить, с каждым разом всё с большей одержимостью, наращивая темпы своей безудержной ярости.
108. – Зачем ты это делаешь?
– И действительно, зачем? – проносилось в голове писателя, в то же самое время, как низ его живота был полностью поглощен вниманием его спутницы, которая во что бы то ни стало хотела доставить своему любимому другу хотя бы кратковременное блаженство. Однако, уже в процессе, оказалось, что субъективно это ощущается куда более долгим процессом, казалось даже, что вся вселенная уподобилась этому акту творения, где небесная Богиня-мать пыталась заполучить символическое семя своего мужа. В обмен на удовольствие и интригу, которая хитроумная соблазнительница дарила своему любимому, он в то же самое время должен был подарить своей Богине целый мир, который и так был ее уже целиком и полностью. Осталось лишь просто рассказать ей об этом, ведь услышать об этом из Его уст и было тем, чего больше всего желала Она.