Обдумывая это по дороге на свежий воздух, куда ее заботливо сопроводил один из личных охранников Харта, Виктория уже вновь придумала очередную «гениальную» авантюру, которая снова могла привести ее к гибели. В момент, когда она отошла чуть дальше в джунгли, чтобы, по ее же собственным словам, справить нужду, она со всей прыти бросилась вглубь дикой природы, сама не зная до конца еще, что именно она там хотела найти – в лесах неведомого ей по сути острова. Если справедливости нет среди тех людей, кто напрямую отвечает за ее соблюдение, то было бы глупо искать ее среди зверей, хотя, кто знает, кто из двух форм жизненной организации окажется на деле более «человечным». Виктория знала, что за ней гнались, чтобы вернуть обратно, однако гнев вперемешку с отчаянием наливали ее изнутри совершенно иррациональной силой, что позволила ей с поразительной скоростью продвигаться всё дальше и дальше через лес, обдирая кожу острыми ветками, что впивались в ее руки и лицо. Когда беглянка ощутила, что уже просто задыхается, а сердце ее в любое мгновение готово выпрыгнуть из груди, ей пришлось немного сбавить темп, одновременно с этим ощущая, как с каждым новым шагом ее ноги начинают деревенеть. Такими темпами ее будет гораздо проще поймать, что почти сразу и случилось, как подумалось девушке, когда она ощутила, что уже не чувствует под ногами никакой почвы, подумав, что ее просто-напросто схватили и подняли в воздух.
– И что теперь… – не успела додумать она, поскольку ее взор затмила тьма после небольшого удара, что смог вырубить и так уже уставший от побоев и нагрузок организм, не оставив времени даже подумать о перспективах, что ждали ее после «поимки».
117. Пытаясь подняться, путешественник изо всех сил старался сфокусироваться для того, чтобы проседающая под его рукой, меняющаяся в геометрических паттернах поверхность хотя бы на мгновение приняла определенную форму и позволила ему почувствовать хоть какую-нибудь твердую опору, которая дала бы ему возможность перейти в вертикальное положение.
– Не получается? – ласково спросил уже знакомый голос.
– Получается, получается… – всё повторял и повторял, пытаясь оправдаться, писатель, осознавая, что это была не просто банальная попытка выбраться из засасывающего его заживо болота, встав ногами на твердую почву, но целая метафора, информационный паттерн, который в сжатом виде показывал Грегори всю его жизнь – где, на самом деле, не было последовательной очередности событий, которые привели его к расставанию с его женой и беспросветному блуду и пьянству, как не было и чудесного воссоединения в будущем, где он, глядя в переливающееся узоры болота, уже наблюдал за формирующимися из них мозаичными рисунками. Они выглядели так, как будто некий невидимый мультипликатор решил поделиться эксклюзивно с творческим собратом своим новым шедевром, где уже различались сцены встречи Грегори с его возлюбленной, которую он жадно, но при этом трепетно сжимал в своих объятиях после череды измен с обоих сторон, и чье воссоединение в итоге всё равно закончится смертью одного из них, что затем также, в свою очередь, запустит цепь событий, что приведут к болезни их дочери и попыткам отца вытащить ее из этого ужасающего состояния ценой всех своих накоплений и гонораров, которым он по большей части был обязан, в основном, силам и энтузиазму своей единственной большой любви.
Видя еще дальше, как, благодаря помощи дочери, он подспудно, благодаря исследованиям лекарств для ее недуга, сможет вернуть силы другим людям, писатель позабыл о собственных проблемах, неумолимо несясь к финальной точке своего путешествия, которая обернулась огромным пузырем на поверхности болота, будто бы подогретой изнутри тем самым огнем противоречий, что сейчас горел внутри самого Грегори, что рассматривал переливающееся изображение, а точнее свое собственное отражение на поверхности пузыря, который в критический момент лопнул вместе с самим писателем, чей ум дезинтегрировался и собрался заново, но уже в совершенно ином качестве, которое, тем не менее, и было выражением формы помощи, а, возможно, даже надежды другим людей. Она пока проявилась лишь в письменной форме идеи и, хотя ее нельзя было потрогать, как например медицинские достижения, что придут годами позже, она, тем не менее, уже несла зерно в голове одного из читателей, который в будущем и станет тем самым новым звеном в цепи преемственности знания, которое разбудит спящий мир от его глубоко сна.