Уже в следующее мгновение благодарный исследователь, вечный путешественник, вновь нырнул в свое поистине всеохватывающее и полностью захватившее моментально его внимание бесконечное путешествие души.
– Звучит интересно, – приложившись к бутылке, улыбнулась путница, – и кем же являлись те самые «пришельцы», среди которых ты проснулся?
– Я точно не знаю, но мне казалось, что я их знаю даже больше… ммм… даже больше, чем собственных родителей.
– Но ты ведь вылез из своей же мамы, – улыбнулась девушка, – так, а вообще возможно то, о чем ты говоришь? И тем более, они ведь выглядели, как люди, так?
– Это мне кажется сейчас, что они были похожи на людей.
– Похожи? Так все-таки, как они выглядели? Может, с большими глазами или с чешуйчатой кожей?
– О, нет, это ты сейчас назвала просто иные формы того, что я знаю, и моделировать сейчас их не имеет никакого смысла. С таким же успехом можно, скажем, несуществующего персонажа из сна, где допустим всё состоит из эфира, попытаться заставить представить, как работает квантовый компьютер. Думаю, аналогия тут ясна, насколько различны сравниваемые категории явлений и событий.
– Ну ты и зануда, – слегка стукнув своим кулачком своего друга по плечу, затем жадно отхлебнув еще, – но не скрою, меня всё равно это заинтриговало.
123. – Заинтриговало? Что бы это вообще могло значить? – рассуждал наблюдатель, смотря на происходящее своим одним единственным невидимым окуляром, который никак не мог в одиночку оценить ни размер, ни обстановку, в которой беседовали двое пришельцев, и, хотя их разговор, казалось бы, абсолютно не касался путешественника, что бесцеремонно следил за ними, тем не менее, отчетливо казалось, что эта самая неуловимая «интрига», скрытая внутри их разговора, относилась непосредственно к нему.
И хотя каждое слово, что вело к пониманию этого самого тончайшего момента, что связывал воедино наблюдателя и наблюдаемых, не имело по сути никакого смысла для смотрящего, тем не менее, являлось неотъемлемой частью того багажа знаний, который рождался будто бы и внутри, и снаружи обозримого мира, который также в свою очередь был отражением самого себя, порождающего всё окружающее из внутреннего и замыкающегося на него же внешним.
Медленно покачиваясь перед взором наблюдателя, двое молодых людей продолжали свою беседу до тех пор, пока один из них не посмотрел прямо на смотрящего, заставив того, нет, не испугаться из-за того, что мог бы быть обнаружен, и даже не из-за того, что какие-то детали из разговора могут быть им теперь более не услышаны, вовсе нет, единственным ощущением, что прошлось по всему существу путника, которое, казалось, растянулось до размеров всей вселенной, было ничем не скрываемое любопытство, невероятная тяга к открытиям, которые предполагали не просто наблюдение, но и непосредственное включение во все сюжетные перипетии мира, рассматриваемого под самым сильным микроскопом на свете – вниманием того, кто не мог пока еще вспомнить самого себя. Через эту удивительную инициацию принятия чужой роли – натягивания маски сна, и была, как ни странно, возможна реализация того потенциала, который некоторое время оставался латентным, лишь для того, чтобы в нужный час разорваться тысячами смыслов на страницах книги жизни, куда уже приветливо зазывал один из персонажей, протянув руку так, как будто бы он действительно видел то самое существо, к которому мысленно обращался.