142. – Вика, ты в порядке? – спокойно обратился к девушке голос, которой на этот раз всё же был более серьезен, и за этим вежливым обращением должна была последовать фраза, касающаяся исполнения текущего плана, который нельзя было больше откладывать.
Виктория, сама не хуже понимая то, что ей хотят сообщить, сделала жест рукой, давая понять, что нужно еще немного времени, чтобы привести мысли в порядок и объяснить самой себе ту необыкновенную легкость, которую она ощущала в своей груди после всего пережитого за вчерашний вечер, и даже еще не закончившуюся ночь всемирного Чемпионата.
Еще не все воспоминания были возращены к исходной точке, где находилась Виктория, и казалось, что будто бы это и не воспоминания вовсе, но как будто бы она прямо сейчас сама и создавала свое собственное прошлое, точно так же, как будто бы другая эта «Она», другая Виктория из будущего просто придумывала тот сюжет, по которому плыла девушка в настоящем, не в силах сопротивляться течению жизни и поменять направление. Как бы безответственно это ни звучало, Виктория никак не могла отделаться от мысли о том, что это было правдой, иначе как можно было объяснить ту хитроумную ловушку самобичевания, в которой она оказалась из-за маленького существа, которого она, хоть и не сильно любила, но не имела никакого права заставлять испытывать все те небывалые страдания?
Будто бы в ответ на эти размышления закрывшая глаза Виктория, которую более не пытались вытащить насильно снаружи ничьи голоса, нырнула внутрь самой себя в попытках найти тот единственный ключ, который объяснил бы происходящий вокруг нее живой кошмар, в котором она, подобно пауку, пыталась изо всех сил удержаться на сети, сотканной из человеческих страданий.
Несмотря на все ее так называемые переживания, казалось, будто бы дело было вовсе не в них, а в ее собственной душе, которая, в конечном итоге, и была источником всех бед, что происходили вокруг нее.
Пространство, в котором оказалась Виктория, было совершенно неописуемо. Тут не было никаких четных форм и узоров, за которые бы смог уцепиться мозг Виктории, однако, в то же самое время, она ясно осознавала себя как самостоятельную единицу, которая вошла в контакт с некоторыми сущностями, что предложили ей взять книгу жизни, и озвучить, громко артикулировав, мысли – те, что испытывала она сама и все те люди, что были с ней связаны, дабы обнаружить и высветить те самые настоящие эмоции, которые она доставляла другим и которые зеркалили ее собственную душу.
Прежде чем Виктория открыла рот, кто-то из «Других», видимо, решил помочь ей и начал громко декларировать: «Папочка! Папочка, пожалуйста, помоги мне! Пожалуйста, помоги, помоги мне! Мне очень больно, мне очень больно!»
Виктория пришла в ужас от этих слов, ведь, хотя они никогда не были произнесены вслух, но именно они и были тем самым, что она знала, откуда-то знала наверняка, кричал утконосик Арчибальд в моменты безумного помешательства внучки его хозяина, и, хотя Виктория и ухаживала за ним до самых последних мгновений его жизни, она, тем не менее, явственно ощущала свою вину перед питомцем. Однако теперь это было не просто виной, а будто бы ее собственные чувства трансформировались и слились воедино с этим криком отчаяния, на который в свое время никто не спешил отозваться. Прежде чем Виктория, которая всегда старалась якобы улучшить мир вокруг себя, а на деле же искала компромисс с сильными мира сего, чтобы улучшить свое собственное положение и мироощущение, успела переварить эту боль в полной мере, прямо перед ней возник образ Кайла, который буквально заставил ее сердце упасть от ясного понимания, прозрения, что пришло за пару секунд, за мгновение до того момента, когда она осталась одна.