Этот массив информации, который Виктория проговорила вслух, становившийся то картинами неостановимой жестокости, то вспышками безусловной надежды, мелькал перед ее внутренним взором, заставляя сжиматься ее тельце все сильнее от осознания того, что в сердцевине всех этих событий лежало чье-то страдание, что чьи-то жизни всегда были топливом, что сжигалось для поддержки других, зачастую совершенно чуждых интересов.
Наблюдая всю эту картину, Виктория захотела провалиться куда-то глубоко, туда, где не будет всех этих противоречий, где она будет знать, что именно ей нужно делать, по-настоящему, не головой, но сердцем, что подтвердило бы тот путь, что стал бы единственно верным для нее и, пройдя который, она наконец оказалась бы там, где и должна была быть.
Потому что выбор, что она должна была сделать, как раз и был тем, что разрывало ее на куски. Если бы она взошла на престол и стала новой Императрицей, которая бы, благодаря своей смешанной крови линии Императора Сердца и Трайба Орла с острова святого Змея-Утконоса, объединила острова уже официально, и земля Лилового Трайба стала бы уже официально частью Империи с юридическим статусом, этого предательства жители острова простить просто так не смогли бы, и неизбежные восстания бы были подавлены с еще большей жестокостью, чем те зачистки, что происходили в настоящее время.
С другой стороны, это позволило бы ей после этой большой крови незаметно помогать выжившим, однако, после этой раны смог бы народ принять хоть какую-либо помощь от нее, да и сама она смогла бы жить с этим грузом вины?
Но если бы она сейчас бежала, как того хотел ее друг-шаман, при условии неприкосновенности нескольких бортов с беженцами, то, таким образом, грубо опрокинула бы игральную доску власти Империи, которая бы не знала, как выйти из ситуации, где она потеряла преемницу, которая должна была взойти на волне патриотизма, вызванного проведением Игр на территории, которая к тому же сразу была бы объявлена частью империи, вместе с восшествием на престол первой в новейшей истории Императрицы. Это означало бы большие проблемы для жителей острова Утконоса, ставя их всех под удар очередной возможной «миротворческой» операции под патронажем Империи.
Губы Виктории бесшумно проговаривали все эти размышления, которые раскладывали события на атомы. Так, в итоге, перед ней вновь возникало два выхода, две двери перед развилкой событий, между которыми она должна была выбрать. Зайти в одну из них означало бы навсегда захлопнуть другую.
Однако, всё было не так очевидно, ведь каждый глаз Виктории смотрел на определенный исход событий, где один из вариантов слегка был окрашен голубоватым свечением, в то время, как другой был охвачен оранжевой дымкой.
Однако цельной картины из этого не выходило, и Виктория, слегка сфокусировавшись, позволила этим символичным дверям соприкоснуться в ее сознании. Когда теплые цвета смешались с холодными, это породило качественно иной исход, что раскрылся наблюдательнице как совершенно иной, третий, «срединный» путь, который единственный и был реальным, что лишь притворялся двумя различными исходами, которые никогда и не существовали независимо сами по себе.
146. Где-то в темноте пещеры, освещаемой тусклым светом, вырисовалась фигура, которая была знакома до боли Виктории, и которая заставила ее глаза намокнуть, а сердце сжаться от счастья узнавания.