– Так, так, так… – пытаясь немного успокоиться, повторял раз за разом писатель, пытаясь собрать воедино свой рассудок, который на самом деле уже не был ни его, ни чьим бы то ни было, но обладал той первородной особенностью, что по своим свойствам охватывала полный спектр явлений и феноменов, которые позволяли ее мнимому владельцу выходить за рамки традиционных представлений о раздельности объектов в пространстве-времени, а также и категорий, которыми мыслили существа для их различения. А означало всё это только одно: что весь тот океан энергии, что сейчас плескался за бортом корабля, на котором обнаружил себя Грегори, был абсолютным выражением эфира, который, тем не менее, на одном из других планов реальности имел свои собственные смыслы, которые сейчас наблюдателю как будто бы были полностью недоступны. А на самом деле –мнимо скрыты под тончайшей завесой тайны. И что именно проживало эти чудесные мгновения – там, где, казалось, время должно быть линейно, было совершенно невозможно вообразить человека по имени Грегори, сказать было – еще сложнее, поскольку причинно-следственные связи, которые он пытался восстановить в своей памяти, были абсолютно бесполезны, потому что пропали какие бы то ни было ориентиры, чтобы определить, какое события было причиной предыдущего, поскольку будущее и прошлое, наконец, обнажили свой иллюзорный каждодневный нарратив, уступив дорогу неделимому Сейчас, в котором все было сплавлено воедино, и любое событие или явление, или даже мысль была не только источником, но, одновременно и следствием, благодаря этому превосходя, включая в себя все возможные результаты, и каждый из предыдущих свойств и следствий путей мира, что вел к этой неделимой точке, к которой был привязан путешественник, являясь ей самой без остатка.
– Нет, ну это-то как раз всё кристально понятно, однако, всё же, отложив разговоры о высоком, позволь напомнить, что не ты ли просил меня помочь с твоими отношениями с бывшей женой? Нет? Или я что-то не так поняла?
– Что? Да что ты такое говоришь, я даже ни разу не упоминал о ней, – крутя своей головой, изо всех сил пытаясь самому поверить в это, чуть ли уже не выл бедный Грегори, находясь на грани психотического срыва, – я всего лишь рассказывал тебе про отношения персонажей своей книги, которые… Которые…
– Были выражением твоих мыслей и страхов, более того, во многом копировали те самые обстоятельства, в которые ты был временно вовлечен, –без запинки, как по бумажке проговорила новая подруга писателя, сидя рядом и несясь вместе с Грегори на предельных скоростях.
– Нет, невозможно, я не мог… Ты не могла знать… – пытаясь рационализировать спонтанный выплеск девушки, который по существу описал все как-никак точно, забеспокоился еще больше Грегори. Он ощутил дрожь во всем теле, поскольку сейчас как будто бы само его существование оказалось под вопросом, и он вновь вступил на ту территорию, где его ждал единственный безымянный собеседник, что уже комфортно расположился по соседству. Уже нельзя было с полной уверенностью сказать, что он был уже едва знакомой девушкой, или мужчиной, или даже самим Грегори или Богиней, нет, это было скорее состояние вне всяких категорий и форм описаний, узреть которое означало исчезнуть навсегда тем субъектом, кем себя мыслил путешественник. Всё же набравшись и взглянув на того, кто же сидел рядом и озвучил его собственные мысли, Грегори ощутил тот самый миг ужаса, который вскрыл его сущность, его ядро полностью, где за страхом самоузнавания лежало плато безграничного наслаждения. Оно распространилось всюду, не оставив ни пылинки, ни атома ни в одном из тысяч миров, что были озарены этим спонтанным просветлением, и следующим за ним безусловным, ничего не требующим, но всегда присутствующим во всём сущем, знанием.
61. – Оно как луна, всегда здесь, – заключил мастер, зачерпнув ладонью прохладную речную воду, в то время как напротив него в маленькой лодочке развалился его лучший ученик, который, казалось, сейчас был ни жив ни мертв, и чей взгляд был прикован к золотому диску луны, который будто бы гипнотизировал его, полностью крадя внимание наблюдателя.
– Ну раз так… – как будто бы совершенно случайно чихнул учитель, при этом разлив воду, что, соскользнув с его руки, осыпалась градом капель на ученика, который в ту же секунду соскочил со своего места и с диким возгласом, который, казалось, сотряс само звездное небо, подпрыгнул так высоко, что чуть было не достал своей мокрой макушкой саму ночную спутницу планеты.
Вода, взметнувшись в воздух, на мгновение приняла силуэт некого удивительного сказочного существа, которого наблюдатель не смог сразу распознать, поскольку в его сознании еще не достигли окончательной дифференциации объекты, которые можно было бы растянуть в том числе и по временной шкале, после чего уже с уверенностью заявить об их обособленности и независимости друг от друга. Однако, несмотря на категорическую беспомощность субъекта, что прямо сейчас буквально находился на распутье двух миров, он, тем не менее, как, впрочем, и всегда, вновь получил милость Богини тысячи миров, что, взмахнув своими могучими крыльями, с присущей ей неистовостью и неотвратимостью своей безусловной любви обрушилась на своего любимого, который, тут же вскочив на ноги после удара, судорожно силился осознать, кем он был и где вообще находился.