С обычной своей бесцеремонностью он стал первым подниматься по лестнице в мою комнату.
Когда я вошел, Чарли уже сидел на стуле, вытянув длинные ноги и обеими руками придерживая па коленях свой кожаный конверт.
Я молча сел на кровать и вопросительно посмотрел на американца. Мне снова бросилось в глаза, как устало и неопрятно он выглядел.
— Когда я выезжал из Берлина неполных четыре дня назад, — как бы прочитав мои мысли, сказал Брайт, — на спидометре было семь тысяч четыреста сорок три мили. Сейчас на нем около девяти. Не веришь? Подойди и посмотри.
Очевидно, Брайт ждал, что я начну расспрашивать его, куда он так далеко ездил и каким образом оказался в Карлсхорсте. Видимо, он надеялся, что я забыл его подлый поступок и готов восстановить с ним прежние отношения. Но я решил держать Брайта на расстоянии.
— Зачем я тебе понадобился? Какое у тебя ко мне дело? — сухо спросил я.
Всем своим видом я как бы говорил Брайту: если после всего случившегося наша встреча стала возможной, то только потому, что ты упомянул о некоем деле…
Я ожидал, что Брайт сейчас затараторит что-нибудь насчет нашей дружбы, предложит плюнуть на историю с фотографией, напомнит, что мы союзники, и прочее и прочее.
Но вместо этого Брайт очень серьезно спросил:
— Ты помнишь, что я тебе тогда сказал насчет Стюарта?
Да, во время нашей последней встречи Чарли действительно говорил об этом английском журналисте. Кажется, он сказал, будто Стюарт что-то затевает. Тогда я не придал словам Брайта особого значения. Да и что он мог затеять, этот неприятный тип, с которым я повздорил в «Андеграунде»? Напечатать еще одну антисоветскую статейку?
— Ты забыл? — снова спросил Брайт. — Тогда я обещал тебе сообщить, если что-нибудь узнаю. Так вот, сегодня в восемь часов Стюарт устраивает «коктейль-парти». Сегодня!
— Какое мне до этого дело?
— Советую пойти.
— К Стюарту?
— Именно. Он что-то задумал.
— Что именно?
— Не знаю. Что-то против вас. У него есть какие-то сведения. Материалы, что ли. Короче говоря, тебе надо там быть.
— Но меня никто не приглашал!
Чарли достал из кармана рубашки какую-то бумагу и молча протянул ее мне.
Я развернул вчетверо сложенный листок и прочел строки, отпечатанные то ли на машинке, то ли на ротаторе:
ДОРОГОЙ КОЛЛЕГА!
КОРРЕСПОНДЕНТ ГАЗЕТЫ «ДЕЙЛИ РЕКОРДЕР» (ЛОНДОН, ВЕЛИКОБРИТАНИЯ) ВИЛЬЯМ СТЮАРТ БУДЕТ РАД ВАШЕМУ ПРИСУТСТВИЮ НА КОКТЕЙЛЬ-ПАРТИ 22 ИЮЛЯ 1945 ГОДА В 8 ЧАСОВ ВЕЧЕРА, ВО ВРЕМЯ КОТОРОЙ ОН ПРЕДПОЛАГАЕТ ПОДЕЛИТЬСЯ С КОЛЛЕГАМИ ПОЛЕЗНОЙ ДЛЯ НИХ ИНФОРМАЦИЕЙ.
Далее следовал адрес.
— Как видишь, приглашение безымянное, — сказал Брайт. — У меня есть еще одно. Взял в пресс-клубе по дороге в Карлсхорст.
Упоминание о Карлсхорсте снова возбудило мое любопытство.
— Как ты там оказался? — спросил я. — Глядя на тебя, можно подумать, что ты вообще изъездил всю Германию.
— Я был в северо-западной части Германии.
Брайт произнес эти слова очень весомо, вкладывая в них некий неизвестный мне смысл.
— Ну и что?
— Тебе известно, что это британская зона оккупации?
— Допустим.
— Ты не спрашиваешь, зачем меня туда понесло?
— Если сочтешь нужным, скажешь сам.
— Сочту.
Брайт покопался в своей папке и достал оттуда листок бумаги. Это была газетная вырезка.
— Тебе приходилось читать такое? Нет? Тогда читай.
Я прочел. В газетной заметке говорилось, что, по слухам, которые можно считать вполне достоверными, в английской зоне оккупации находятся нераспущенные частя и соединения войск бывшего немецкого вермахта. При этом высказывалась догадка, что английское командование намеревается вооружить эти войска и бросить против «красных», если не удастся другими способами заставить тех уйти из Европы.
Заметка была помечена маем 1945 года. Напечатанная, судя по чернильной пометке, в американской газете, она никогда не попадалась мне на глаза. Но я тут же вспомнил: в одном из международных обозрений, читанных мною то ли в «Правде», то ли в «Известиях», сообщалось, что в английской зоне существуют какие-то нераспущенные германские соединения. Однако мне и в голову не приходило, что англичане собираются обратить их против нас.
Я и сейчас не мог в это поверить. Это было бы просто чудовищно!
— Что скажешь? — спросил Брайт.
— Провокация! — коротко ответил я, возвращая ему вырезку.
— Чья?