— Перед нами Берлин.
— Вижу, — взволнованно отвечает он.
Аэронавигационными огнями Преображенский подает идущим за флагманом команду: рассредоточиться, выходить на цели самостоятельно.
Я вывожу флагманский самолет к Штеттинскому железнодорожному вокзалу. Конфигурация освещенных улиц, площадей четко различима. Видно даже, как искрят дуги трамваев, скользящие по проводам. Отсвечивает огнями гладь реки Шпрее. Тут не заблудишься, не перепутаешь нужный объект.
Освещенный город молчит. Ни одного выстрела, ни одного прожекторского луча, устремленного в небо. Значит, противовоздушная оборона и здесь принимает наши самолеты за свои.
Цель! Теперь только цель. И вот она перед нами — вокзал, опоясанный паутиной рельсовых путей, забитых железнодорожными составами.
— Так держать! — передаю в микрофон командиру корабля. Открываю бомболюки. Снимаю бомбы с предохранителей. Когда самолет подошел к цели на угол бомбосброса, нажимаю кнопку. Бомбы одна за другой пошли вниз.
— Это вам, господа фашисты, за Москву, за Ленинград, за советский народ! — кричу я и все еще жму на кнопку, хотя в этом уже нет надобности — все бомбы сброшены и вот-вот достигнут цели».
Так писал в своей книге «Над тремя морями» Герой Советского Союза, генерал-лейтенант авиации П. И. Хохлов, бывший флаг-штурман 1-го минно-торпедного авиационного полка на Балтике. Этот полк нанес в августе — сентябре 1941 года первые бомбовые удары по логову германского фашизма. Среди авиаторов этой ударной оперативной группы был и наш земляк — верхнеуралец Василий Павлович Рысенко. Его самолет ДБ-3 шел первым за флагманским.
Длина маршрута — туда и обратно — составляла 1760 километров, время в пути — около семи часов. Сложным был профиль полета, многое зависело от того, насколько точно и сразу на цель был выведен самолет. Расчетного количества бензина должно было хватить только на безукоризненно выдержанный маршрут. Конечно, командиры экипажей отдавали предпочтение опытным, хорошо подготовленным штурманам. Именно таким штурманом был Рысенко.
Профессия Василия Павловича до войны была самой что ни на есть мирной — работал учителем в поселке Сурменевский. А потом его судьба круто изменилась. По направлению Магнитогорского ДОСААФ поступил сначала в аэроклуб, затем — авиационное училище. После успешного окончания училища — служба в Ленинградской области. В 1939–1940 годах он принимал участие в войне с белофиннами, был награжден орденом Красного Знамени. А в 1941-м, после вошедших в историю боевых вылетов на Берлин, на его груди появился и орден Ленина.
На Урал была к тому времени эвакуирована семья — жена Зинаида Харитоновна и двое маленьких детишек — двухгодовалая дочурка Тамара и сынишка Виктор, которому к началу войны исполнилось только четыре месяца. Конечно, Василий Петрович беспокоился, как они там, все ли у них ладно, тревожился, что плохо доходят оттуда весточки.
«Вероятно, ты знаешь — времени свободного нет, уничтожаем врага беспощадно», — писал он жене. Буквально каждая строчка его писем пронизана верой в грядущую победу.
«Гитлер и его свора бросили и продолжают бросать на нас полчища двуногих зверей, желая растерзать свободную Советскую Республику, поработить наш народ, наших отцов, матерей, сестер, братьев и детей. Не бывать этому, — с такими словами обращался к командирам и бойцам части экипаж самолета, где был штурманом Рысенко. — За время войны мы совершили не один десяток боевых вылетов. Наши мощные бомбовые удары по вражеским военным и промышленным центрам, по его базам, морскому транспорту и танковым колоннам нанесли немалый урон фашистам. Победу надо завоевать! Путь к ней нелегок. И чтобы выполнить до конца свой долг перед Родиной, священные слова присяги, надо неустанно множить героические подвиги… Ни одной бомбы, ни одной пули мимо цели!.. Вперед к победе!»
На эстонском острове Сааремаа на месте бывшего военного аэродрома стоит гранитный обелиск. На нем высечена лаконичная надпись: «Отсюда, с аэродрома Кагул поднялись в воздух в 1941 году летчики Краснознаменского Балтийского флота, первыми бомбившие Берлин». Это памятник и Василию Павловичу Рысенко.
Не довелось ему дожить до Победы. 7 марта 1942 года он погиб, возвращаясь после выполнения очередного задания.
Р. Мухамедьянов
Первый таран. П. В. Еремеев. В. Кузнецов
В начале августа 1941 года на Манежной площади в Москве были выставлены обломки вражеского бомбардировщика. Над грудой искореженного металла стоял щит с лаконичной надписью: «Обломки фашистского самолета, сбитого под Москвой старшим лейтенантом Еремеевым».
В газете «Красная звезда» 15 августа 1941 года была опубликована статья Алексея Толстого «Таран». Он писал: «…Старший лейтенант Еремеев — участник многих воздушных боев — ночью атаковал фашистский бомбардировщик и расстрелял по нему весь боекомплект. К атакованному им фашистскому самолету подходил второй неприятельский самолет. Тогда Еремеев решил идти на таран. Он, подойдя снизу, пропеллером сбил стабилизатор и руль поворота, и фашистский бомбардировщик рухнул на землю.
К этому списку таранщиков нужно прибавить Героев Советского Союза Талалихина, Здоровцева, Харитонова и других летчиков-героев».
Еще раньше я прочитал, что 24 июля 1941 года старший лейтенант Еремеев Петр Васильевич награжден орденом Красного Знамени.
Не тот ли это Еремеев? Какова его судьба, как он пришел в авиацию? Ясно было одно: старший лейтенант Еремеев первым в Великую Отечественную войну совершил ночной таран. А это мог сделать только летчик высшего класса.
Несколько лет я исследовал документы Архива Министерства обороны СССР. Сначала обнаружил политдонесение военкома 27-го истребительного авиационного полка. В этом документе говорится:
«На митинге, посвященном вручению правительственных наград, выступил старший лейтенант Еремеев. Он заявил: "Советское правительство наградило меня орденом Красного Знамени. Я никогда не думал, что за один сбитый немецкий стервятник можно получить такую высокую награду Родины. Я считаю себя в долгу перед Родиной и буду стараться всеми силами оправдывать заботу партии и правительства. Буду бить врага беспощадно, если кончатся патроны, — протараню, но не допущу стервятников к нашей любимой столице — Москве…"»
Появилась надежда: возможно, он и ходил на таран? Дальше больше — нашел документы, в которых говорилось, что в ночь с 28 на 29 июля 1941 года в районе Румянцева Еремеев Петр Васильевич, заместитель командира эскадрильи 27-го истребительного авиационного полка, совершил таран. Нужно было установить точное время, выяснить, был ли Петр Еремеев награжден за этот подвиг. После длительных поисков в фондах 6-го истребительного авиационного корпуса нашел документ на представление Петра Васильевича Еремеева за ночной таран к ордену Ленина; в нем было указано время тарана — 1 час 36 минут. Но получил ли Еремеев орден, не было ясно.
Нужно было найти подписавших представление. Это были командир корпуса генерал-полковник авиации И. Д. Климов, военком корпуса генерал-лейтенант И. А. Орлов, начальник штаба генерал-майор И. И. Комаров. Оказалось, все они живут в Москве!
— Когда мне доложили, что Еремеев совершил ночной таран, засомневался, хотя знал, что он мог это сделать, — рассказывает И. Д. Климов. — Нам ведь не были известны случаи ночного тарана. 29 июля, когда он прибыл в полк, я разговаривал с ним по телефону. Петр Васильевич доложил, как все произошло. Никаких сомнений не оставалось: ночной таран — факт. Затем и комиссия доложила, что нашли обломки стабилизатора вражеского бомбардировщика и концы лопастей винта истребителя Еремеева. Написали представление на Еремеева за этот подвиг к ордену Ленина. Ставка потребовала представить документы вражеского экипажа с самолета, тараненного Еремеевым. Но лишь через неделю прожектористы 14-го зенитного полка сообщили, что самолет найден в районе Истры. Еремеев остался ненагражденным — его назначили в 28-й истребительный авиационный полк командиром эскадрильи, в конце августа 1941 года полк вышел из моего подчинения…