— Еще чашку?
Ты не прочь сделать приятное тете, но с твоим скачущим давлением это будет чересчур крупной жертвой.
— Спасибо, нет.
— Тогда съешь яблоко. Вот нож.
Прямо-таки парад хороших манер. Упаси тебя бог выказать старомодный интерес к существу, которое ты оставил здесь вчера ночью. Век требует легкости и простоты — будь же на уровне своего времени!
«Твоя знакомая не обидится, что ты бросил ее одну?» — «Я сказал, что пошел помогать тебе жарить яичницу». — «Тогда зажги, пожалуйста, газ». — «И потом, я думаю, она сыта моей самодовольной рожей». Одобрительный смешок — тетя ценит ироническое отношение к собственной персоне.
— С половины десятого до половины одиннадцатого у меня свободное время. — Стряхивает пепел в отполированный череп вымершего млекопитающего. — Курю, думаю. Иногда, знаешь, полезно посидеть и подумать.
Еще бы!
Струйка дыма. Седые волосы подчеркивают свежесть маленького некрасивого умного лица. Оцени дерзость хода — можно ли надежнее спрятать седину, чем выставить ее напоказ?
— Ты же знаешь, я встаю в семь утра. Сорок пять минут — зарядка по системе йогов.
«Сегодня пришлось раньше встать? Кажется, она собиралась полшестого уехать?»
«Мне уйти? — Яйцо плюхается на сковородку, шипит и трепещет. — У меня приятельница в квартале отсюда. Она будет рада, если я переночую у нее». В перезрелый мятый помидор, какие продают по сниженным ценам, превращается твое лицо. Тетя сосредоточенно солит яичницу. На тебя не глядит. «Ни к чему. Тут нечто платоническое». — Но тоном даешь понять, что глубоко презираешь подобные отношения.
— Пожалуй, я выпью еще чашку.
Подлизываешься, Рябов? Напрасно! Хоть до дна выдуй этот оранжевый сосуд с изогнутой ручкой — ни слова не услышишь о своей знакомой. Девочка пришла, девочка ушла, о чем же говорить тут?
Пока тетя наливает кофе, достаешь из портфеля хрустящий целлофан.
— Полин подарок. Оставлю, чтоб не таскать.
— Полин? Но ведь она сама будет, Андрей непременно пригласит ее. Подожди, Джоник, не лезь, это не тебе, это Андрею. Носки Андрею, понимаешь? — Радостью истекает пес. Хвост отвалится сейчас от умиления и восторга. — Видишь, как он любит его? Любишь Андрея, Джон?
И. о. ребенка. «Свинину не даю — вредно жирное. Говядина, баранина. Очень груши любит. Скажи, Джоник, любишь груши?» И. о. матери. И. о. хозяйки. И достаточно! Конечно, достаточно, хотя некоторые считают, что этого мало.
«Думает, я завидую ей. Ее благополучию, ее квартире, ее высокому положению — ах, ах! Ее диктору. А я не только не завидую — мне жаль ее. Поделиться с ней хочется — не как с сестрой даже — как с человеком. Но она не способна принять что-либо. Ни любви, ни совета, ни сострадания. Ни даже подарка — такого подарка, который делается не ради приличия, а от сердца».
— Гадаю, что подарить завтра братцу. У тебя нет идеи на этот счет?
Не кормите тетю, не поите тетю кофе — советуйтесь с нею, и она ничего больше не потребует от вас.
— Сейчас я тебе покажу кое-что. — Тушит сигарету. Бедное млекопитающее, как надругались над твоими останками!
А что, собственно, надеешься услышать ты о своей знакомой? «Встала в половине шестого, поблагодарила, просила привет передать. Довольно милая девочка, нужно тебе сказать». С какой бы женщиной ни явился ты сюда, она покажется милой хозяйке дома. Очень милой. За исключением почему-то законной твоей супруги, что, впрочем, хорошо воспитанная тетя умеет скрыть.
Альбом. Скромно — подозрительная, чрезмерная даже для тетки Тамары, прямо-таки торжествующая скромность! — кладет его перед тобой, профилактически махнув по столу ладонью. Атласная сверкающая обложка. Нерусские буквы — у тети гипертрофированный аппетит на импортную продукцию. «TOULOUSE-LAUTREC». Тот самый гений, образец творчества которого красуется справа от тебя?
— Братец рад будет.
Маленькое и блестящее тетино лицо беззвучно оскаливается в ответ — ну точь-в-точь Вольтер, каким его знает мир по знаменитому бюстику.
— Рад… Он грезил таким альбомом.
Сочувственно сдвигаешь брови.
— Его трудно достать?
Что за омерзительный пропойца с сизым носом изображен на обложке?
— Лотрека? — Еще один смешок. Как много чувства умеет вложить тетя в этот короткий звук! Репетиции не проходят для нее даром. — В наших собраниях всего две или три работы Лотрека. Знакомый букинист сделал. Тридцать пять рублей.