— О Горбушко слыхал что-нибудь?
Я? Разумеется! Дай проглотить только. И пивка хлебнуть. Жаль, совещание вечером — нельзя покрепче чего-нибудь.
— Горбушко в Первомайском районе. — Кисло: что делать, раз не дано. Не всем ведь!
— А там что? Не знаешь?!
— Завод химэлементов. Не завод — заводишко. Кажется, и пяти сотен не работает. Женился, ребенок. — С сочувствием: как можно так неосмотрительно! — Тоже, конечно, фундамент, но какой! Пятачок. Знаешь, старик, я иногда над жизнью задумываюсь.
Да ну!
Подожди, дай шпротину съесть. Вкусно!
— Смотрю вокруг и думаю: жизненного пространства вроде много, а тесно ведь. Вовремя не успеешь окопаться — потом поздно будет, сомнут. Смолоду нужно фундамент закладывать. У Горбушко ведь неплохая голова была, а? Ну, поехал в Первомайск. Бог с ним, поехал. — Это ведь не мы с тобой, старик. Еще шпротину, пардон. С лимончиком. — Уехал, хорошо. Но через год-два можно было бы сорваться. Красный диплом — неужели б не устроился? Хотя, конечно, всем до лампочки, какой диплом у тебя.
Видишь, каким низким слогом говорю я. Где-то там я начальство, секретарь у меня, приемная, но в общем-то я простецкий парень, Рябов. Рубаха-директор…
— Ко мне обратился бы, в конце концов! Самому трудно пробиться, я понимаю, но ведь существуют товарищи, соученики… Страшная вещь — инерция… Ты чего не жуешь?
— Инерция.
Смеется красными губами. Помню-помню, ты всегда был ядовит, Рябов. Но вот позвонил все же, не посчитал за труд — а ведь и у тебя красный диплом. И я помогу тебе. Я простецкий парень, Рябов. Рубаха-директор…
«Мразь твой Минаев». — «Почему? Ты не последователен, Андрей. В нем благоухающий букет всех тех качеств, которых я лишен, ты говоришь. Вон как любит жизнь — во всех ее проявлениях. Курит, не дурак выпить. Высоко ценит женский пол и при этом не без взаимности. Эмоционально развит, словом. Ярый поклонник массовых зрелищ».
— За какую команду «болеешь»? — Знаменательный момент: впервые произносит подобное твой язык.
— Я? В футбол, в хоккей? — На выбор! А пока с крылышком покончу. — Ты матч смотрел вчера? Слушай, это же отвратное зрелище. Вторую шайбу как протолкнули, помнишь?
«Ты несправедлив к нему. К тому же, он сильный человек. Сделал мне кооперативную квартиру. А тебе может устроить протекцию с выставкой — попроси».
— Будешь ветчину?
— Нет-нет. — Почти испуганно. Отодвигаешь тарелку.
— Инерция? — Вилкой ее, вот так. Где горчица? — Знаю твою инерцию! Как там Марго, не померла еще?
— Жива. — Кладешь в рот кусочек сыра. Жуете. Щелки глаз блестят на тебя весело и прозорливо. Знаю я твою инерцию! Марго ты ловко обработал — старуха души в тебе не чаяла. Это ведь она сделала, что тебя здесь оставили. К себе в НИИ, кажется, взяла — я уж не помню. Но я, видишь, тоже парень не промах. Так что уж давай держаться вместе. Кстати, у тебя, наверное, дело ко мне? Выкладывай, не стесняйся. Все, что в моих силах, — пожалуйста. Кооперативная квартира? Всего-то? О чем ты говоришь, старик! Три дома заложены, в какой желаешь? Я как раз курирую это.
Панюшкин на дистанции. В самом начале, только-только стартовал. «Я себя вспоминаю в ваши годы. Я таким же был, Станислав Максимович. Таким же, да. Так что ваше «нет» ничего не меняет. Я не в претензии на вас — слово мужчины».
Прожевал. Сейчас рассуждать начнет — о фундаменте. Опережаешь:
— Доедай рыбу.
— Нет, это твоя. — Не глядит — дабы не соблазниться ненароком. Я, конечно, гурман, но справедливость превыше всего. — Давай-давай.
— Не могу больше. Сыт.
Я тоже сыт, но ведь это осетрина. Александр Юрьевич подкинул, из НЗ. Специально для меня.
— Ну смотри, тогда я дожму. Хрена нет — она с хренком хороша.
Наливаешь в фужер минеральной воды.
«Слава, ты не понял меня. — Доверчиво и с придыханием, симптомом обиды. — Разве я говорю что-нибудь о твоих родителях? Просто хочется жить отдельно. Это так естественно». — «Мне тоже хочется». — «По тебе не видно. Не обижайся, хорошо? — заглядывает в глаза. — Но по тебе это не видно. — У нее прямо страсть уговаривать тебя не обижаться, хотя ты столько раз информировал ее, что сухари экономисты вообще не грешат этим. — Разве ты не можешь пойти к Панюшкину и попросить, чтобы он помог с кооперативом? Тут нет ничего зазорного. Правда, Слава, нет! Иначе разве бы я посылала тебя! Ты ведь не клянчишь квартиру — ты хочешь купить ее. За свои деньги». — «К сожалению, не я один хочу этого». — «Ну конечно! Нельзя быть эгоистом. — А теперь уже придыхание — симптом волнения. — Прости меня, но вы с мамой помешались на этом». — «Перестань! Я не позволяю тебе говорить так о своей матери». Кишка тонка! Лишь диктору простительна подобная выспренность — большой, милый ребенок, баловень дома. Да и что значит — позволяю, не позволяю? Твоя жена — свободный человек, и вправе высказывать любое свое мнение. И потом, говоря объективно, разве мама и впрямь не перебарщивает порой? Зачем она отказалась от путевки? — она-то в ней нуждалась не меньше работницы из шоколадного цеха. Зачем по три года не берет отпуска? Переоценивает, явно переоценивает мама свои силы.