— Не понимаю! — Озадачен Максим Рябов.
— Выбрился чисто.
Подозрительно ощупывает пальцами лицо. Не беспокойся, папа, все на месте.
«Ты не веришь мне, Вера. Ты думаешь, у меня все пройдет. Почему у меня все так сложно? Почему?»
А у тебя все так просто — настолько, что тебе совестно признаться в этом. Ты элементарен, как амеба.
— ГОЛ! НА ЧЕТВЕРТОЙ МИНУТЕ ВТОРОГО ПЕРИОДА…
В дребезжании трамвая тонет голос комментатора. Разочарованный диктор снова прибавляет шаг. «Выберите команду и начинайте «болеть». Немедленно! Потом скажете — может, совпадет. Преступление пренебрегать хоть чем-то, что разнообразит жизнь». Амеба! Совершенствуйся же скорей, эволюционируй. Команду выбери! Как стремительно взлетит в глазах братца твой эмоциональный престиж!
«Ты дальтоник. Во всем».
Ужасное обвинение! Чтобы смыть его, готов исполнять все их обряды — вздыхать, страдать, жалеть, негодовать, размахивая руками, преклоняться перед Тулуз-Лотреком. Камни коллекционировать. Восхищаться природой. Что еще?
— Ты согласен со мной?
Смотришь на диктора. Багрово его лицо — от падающего из окна абажурного света. Багрово и вдохновенно.
— Да, конечно.
С чем, интересно, согласен ты?
Гул самолета.
Ты смешон, Рябов. Изображаешь заурядность — зачем? Готов переться в глушь, в неведомую дыру за восемьдесят километров, лишь бы доказать себе, пыжась, что и твое сердце склонно к экстазам. Гримасничаешь.
«Ты не знаешь, что такое ждать женщину. Заранее рисовать себе, как она откроет дверь. Как посмотрит на тебя. Что скажет. Интонацию угадывать».
Тебе всегда были смешны скряги — так не жадничай и ты. Оставь братцу его радости — тебе и своих достанет. На таких, как ты, держится мир — без вас человечество превратится в стадо.
Ты высокопарен, кандидат, но да прости себе это: нынче знаменательный день. Отныне ты пойдешь вперед налегке, а стало быть, еще быстрее.
Что-то супруга говорит — будь же учтив, Рябов.
— …Своего знакомого? Минаев, кажется. Который с кооперативом может помочь.
На славу удалось торжество у братца, раз твоя жена только сейчас вспомнила о кооперативе. Весь мир заслонил образ полиглота-фотографа с четвертинкой яблока в руке.
— Мы обедали вместе.
«Ты не возражаешь, если я доем шпроты? У тебя дело ко мне?» — «Никакого. Тесть работает краснодеревщиком, а теща…» Забыл — что-то связанное с космосом.
— Ели жюльен из дичи. Довольно вкусно.
«Ты, конечно, чистюля, но если тебя припрет — не остановишься ни перед чем».
— И это все?
Плохо, конечно, но я не упрекну тебя ни словом.
— Все.
У тебя великолепная жена, капитан!
«Здравствуй! Я обещал написать, если не смогу приехать в Жаброво. Увы, так оно и вышло…»
Добро и зло — в отличие от братца, ты профан в этих философских категориях, но сдается тебе, что будет честнее, если оставишь девочку в покое. Для тебя это блажь, острая приправа, она же… «Я лежала под сосной, надо мной раскачивалась в небе вершина, и я вдруг поняла, что буду счастлива. Очень-очень». Так-то, Рябов. Ты не смеешь мешать ей.
На свою улицу сворачиваете. Молчаливая парочка в тени арки.
«Я не смогу приехать — ни сейчас, ни потом. Не сердись. Я торжественно обещаю, что отыщу какую-нибудь захудалую сосну, растянусь под ней и буду внимательно смотреть, как раскачивается вершина. Тетка Тамара велела кланяться тебе».
Без обратного адреса.
— Запах! Вы слышите, какой запах! — задрав голову, диктор дегустирует атмосферу. — Почками пахнет, чувствуете?
Гмыкаешь.
— А у сосны бывают почки?
Не юродствуй! Вспомни, как возвращался позавчера вечером со своей кавказской экскурсии. Не на этом ли месте, в городе, где всюду асфальт, умудрился учуять запах оттаявшей земли? И сорока восьми часов не минуло…
Не желают отвечать, есть ли почки у сосны. Варвар, скоморох, как смеешь ты нести всякую околесицу, когда такой воздух!
— Сосна, между прочим, не радует так. — Стало быть, твой вопрос не игнорирован. Спасибо, папа! — И ель тоже. Вообще вечнозеленые. Потому что они вечно зеленые — в два слова. — Нет, выходит, почек у сосны. — Так и жизнь. Не вообще, а человеческая…
Ого! На философию провоцирует весна. На сравнение деревьев с жизнью — не вообще, а человеческой, — которая, оказывается, потому только и радует, что кончена.
— Бессмертие, считаю я, было б ужасно.
Не беспокойся, папа, тебе это не грозит. Телевизионщики позаботились…
Свет в окне — в правом нижнем углу, пятном. Настольная лампа.