Буяну было, по правде сказать, начхать на все приезжее семейство и его движимое имущество, если бы не громадный кобелина Узгур, который сразу начал третировать нашу деревенскую собаку, завидуя ее справной сельской верткости и проворству, умению охотиться и не огрызаться по мелочам; если бы не Узгур, который сразу полез грудью вперед брехать перед другими собаками о своих городских подвигах, стараясь занять главенствующее положение среди аборигенов: Шарика, Пирата, Стрелки и одной совсем безымянной, мотающейся по задам огородов колченогой суки. Но всем старожилам деревни, кроме колченогой, занявшей на всякий случай нейтралитет, не понравились повадки выскочки. Узгур рассвирепел, и дело кончилось тем, что задиристый чужак в жаркой драке изрядно попортил бока нашему герою – Буяну.
Узрев свою лайку, поджавшую хвост, ковыляющую к дому с изодранной шкурой, Дмитрий вскипел и пылко предупредил гражданина Хаблова, что, если тот не посадит овчарку на цепь, он пристрелит бешеного волкодава.
Если бы не шерсть на морде, то можно было бы заметить, как Буян покраснел от обиды за свою подорванную репутацию, а также за громкую брань хозяина, защищающего его – собаку, а не наоборот, как положено испокон века.
Гражданин Хаблов засуетился, занервничал, и Узгур попал на привязь. Теперь его выгул производился по утрам и вечерам за полкилометра от деревни, а днем он мотался, прикованный к проволоке, протянутой вдоль забора.
Через месяц смазанные мазью раны затянулись. Да и сам Буян, не будучи наивным, сгонял в лес, пожевал нужных травок, повалялся в целительной пыли, и о пережитом напоминали теперь только не совсем заросшие шерстью рубцы. До начала охоты оставался еще месячишко, и пес, прогревая под июльским солнцем бока, мечтал о восхитительном времени, представляя себе то зайца, улепетывающего перескоками по вырубке, то лисицу-плутовку, хитрым полукругом заметающую след, а может быть, видел уток, дружным семейством взметнувшихся над озером.
Однажды утром загремела гроза. Молнии запутались в мрачных тугих тучах, выплеснувших бурный ливень. Буян пролез под крыльцо и, положив голову на лапы, наблюдал оттуда за мутными потоками, за суетливо прячущимися жуками, которые за6ивались в щели подгнивших досок, за усталыми бабочками, цепляющимися за листья крапивы, чертополоха, лопухов, укрываясь от жгучих капель. Справа от Буяна булькала в бочке стекавшая с крыши вода, она начала переливаться через край двадцативедерной посудины. От лужи отделилась струя и поползла под крыльцо. Буян попятился, забрался в темноту поглубже, принюхиваясь к кислым запахам плесени. Где-то сзади забеспокоились мыши, зашуршали то ли соломой, то ли прелой мешковиной. Пес часто засопел и на всякий случай подергал правой задней лапой, прогоняя надоедливых зверьков, подумал: «Совсем Тимофей обленился, мышей не ловит! Надо его в подпол загнать после дождя, пусть помурлыкает». Но как только кончился ливень, Буян забыл о Тимофее, о мышах и вылез на волю узнать, какая последует погода. Ничего хорошего не ожидалосъ. Гроза ушла к лесу, но оставила разорванные тучи, моросящие через свое сито неутихающий бодрый дождик. Облака воровато набегали, местами чуть пропускали свет и опять плотно закупоривали небо.
Буян осмотрелся и понял, что непогода затянулась. Решил поменять место. Гавкнул в сторону курятника высунувшим клювы хохлаткам, пере6ежал в хлев и улегся в сено рядом с коровой. Только к вечеру чуть прояснилось. Из-за леса, веером смахивая с крон деревьев брызги, потянул ветер Он отглянцевал листья осин, распустил косы березам, пролетел над лужками, приосанивая росистые травы, убежал за реку, и тишина легкой туманной накидкой покрыла умытую землю.
Буян учуял вместе с окончанием дождя приближающегося к дому соседа – деда Егора и, протиснувшись в лаз под хлевом, стремглав понесся навстречу.
– Хе, вот оглашенный! – почесывая за ухом ходящего вьюном пса, сказал Егор и подал руку вышедшему Дмитрию.
По тому, как дед размахивал и широко разводил пятерни, Буян понял, что разговор идет о рыбной ловле, а жесты старика обозначали предполагаемый размер щук на озере. Хозяина долго уговаривать не надо было: всем известно – после дождя знатная рыбалка! Поэтому Дмитрий не обращая внимания на заворчавшую жену, начерпал из бака подготовленных на закуску щукам карасей, схватил удилище, и дружная компания двинула от деревни.
Озеро Глуховка родилось прямо в лесу, в трех километрах от деревни, в обрамлении топких болотистых берегов. Камыш, высовываясь из торфяника, скрывал его гладь от постороннего глаза, и ветер шелестел его замшевыми головками, причесывал остролистый осот, убаюкивая приютившихся в плавнях утят; временами только шаловливое трескание лягушек, поющих волшебные нудные серенады, нарушало здесь царящий покой.