Сюда и торопился счастливый Буян. Он вприпрыжку носился взад-вперед, то обгоняя друзей-рыболовов, то поджидая их, вспугивал в густой траве промокших пичуг, радостно оповещал о своем присутствии придорожные кусты и канавы.
– Дима! Ты бы привязал его, – указал пальцем дед. – Не ровен час, всю рыбу распугает.
Дмитрий цыкнул на Буяна, приказал: «Домой!» – но, углядев, что такое быстрое возвращение собаку не устраивает и она продолжает гонять по траве, захватил Буяна за ошейник, вернулся домой и запер пса в сенях.
– Ну, побалуй! Побалуй! – пригрозил хозяин собаке. – Совсем от рук отбился. Вернусь, трепки задам ...
Буян застучал лапами по двери, заскулил, обещая вести себя прилично, но это не помогло, и он, повертевшись в узких сенцах возле окна, обиженно затих, просунув нос в дверную щель.
Дмитрий, возмущаясь неповиновением и вспоминая способы муштры, еще не использованные им в воспитании своего хвостатого подопечного, догнал Егора и, пришлепывая по жирным лужам, энергично направился в сторону леса. Сосед еле поспевал за ним.
– Вот, видишь ты, благодать-то какая, – останавливаясь передохнуть, огляделся сосед и восхитился цоканью кузнечиков и усеявшим лужки посвежевшим полевым цветам. – Ишь, кругом бушует!
Дмитрий провалился в заполненную водой колею от трактора и пробурчал:
– Скорей давай. Клев зевнем. Цветочки, когда обратно пойдем, будешь разглядывать!
– Я поспешаю, – перекладывая удочку на другое плечо, успокоил его Егор и засеменил следом.
У начала леса, в густых зарослях ольшаника дорога обрывалась. Далее поползла узкая тропинка, сначала через заболоченную низину с кривобокими березками, потом, ширясь, поднималась по возвышенности, буйствующей травами в полроста, и, закрепившись на бугре, петлями скрывалась в кустах.
Дмитрий, не обращая внимания на влагу, щедро одарившую его замызганный форменный, но достаточно потертый, почти охотничий костюм, уже пересек болотину и влез на бугор, куда клином вдавался лес. Здесь тропа, извиваясь змейкой вокруг елей, уводила в чащобу. Дмитрий раздвинул плечом широкие хвойные лапы, с шумом сбросившие каскад брызг, и исчез.
Дед прибавил шагу, поднимаясь, споткнулся о корень и, собравшись чертыхнуться, поднял глаза.
Вдруг бледный Дмитрий, часто оглядываясь, всматриваясь в глубь леса, вытащился из-под ели и, осторожно ступая между кусточками, принялся делать глазами и руками какие-то странные знаки
– Чего?! – гаркнул Егор, продолжая карабкаться. В деде взыграло любопытство.
– Медведь... – сипло прогнусавил Дмитрий и, не обращая внимания на затрещавшее под ним мелколесье, устремился к старику Егору.
– Какой там медведь! – недоверчиво закричал дед, и непреодолимый злой дух вознес его на бугор.
Тут он охнул, выпучил глаза, открыл рот.
За деревом раздался рев раздраженного зверя. «Конец, конец, конец» – запульсировала жила на виске старика, и сердце упало, щекоча желудок противной дрожью.
Оматерелый, устрашающих размеров медведь вывалился на поляну, поднялся на задние лапы и издал зловещий рык. Полтонны грузного веса, косолапя, пошли на пришельцев.
Ужас сковал Егора, онемением pаcтeкся по телу. Он застыл, крепко сжимая удилище. Секунда – и молния ударила старика в пятки, дед попятился, развернулся и ринулся вдогонку за товарищем. Кубарем скатился с бугра, упал на корточки, пополз на четвереньках, приподнялся и взвопил:
– Подожди!!
Дмитрий оглянулся и проглотил язык вместе со слюной. Медведь был на расстоянии десяти шагов от старика. Он грозно шествовал, свирепея от неожиданной встречи с людьми, возгласы которых возбуждали в нем ярость; страх перед человеком испарился, зверь, озлобляясь, решил расправиться с путниками.
Егор, ощутив кожей спины при6лижение медведя, подскочил и, откуда только силы взялись, в мгновение ока настиг соседа, пытался крикнуть: «Бежим!» Но лишь выдавил из себя «Бе-е ...»
Дмитрию не надо было слов. Побросав на землю бесполезные удилища, они, подталкивая друг дpyга, понеслись не разбирая тропы.
Жуткий рев разъяренного исполина полетел вслед за ними к деревне. Могучая сила, заключенная в мышцах медведя, поперла наружу, а близкая цель наполняла его кровь буйным неистовством. Обнажив желтые клыки, вздыбив мокрую шерсть, он приближался неумолимо, не оставляя рыболовам никакой надежды на спасение.