Бандиты, следовавшие за ним, оставили машину в отдалении и наблюдали за Дорогиным с солидного расстояния.
– Не нравится мне это, – сказал бандит, вновь поднося к уху телефонную трубку. – Петрович, вот какие дела. Наш мужик приехал в Медвежьи озера. Ходит возле сгоревшего дома, что-то выискивает.
– Возьмите его, только осторожно.
– Что дальше с ним делать? – у бандитов даже не возникало мысли, что Дорогин сможет оказать им достойное сопротивление. В мыслях они уже видели Муму в своих руках. У каждого из них было по пушке.
– Рядом есть дом, семьдесят второй, там живет мой приятель, человек надежный. Заведете гостя к нему, скажете, Петрович распорядился, а я сейчас подъеду.
В трубке стоял гул: Петрович ехал в машине и разговаривал по телефону.
А в семьдесят втором доме, о котором говорил Петрович, сидел в это время на веранде в спортивных штанах, в майке без рукавов и в резиновых тапках на босу ногу Антон Хрусталев – доверенное лицо Петровича, с которым бывший заключенный Мамонтов договорился, что тот будет присматривать за домом. Дома уже не существовало, но привычка – вторая натура. С «Беломором», зажатым в пальцах и давным-давно погасшим, Хрусталев поднялся с табурета и приблизился к распахнутому окну. Сквозь зелень он увидел мужчину, прогуливающегося по пепелищу. «Нет, не прогуливается – ищет», – решил Хрусталев, заметив, как мужчина что-то ковыряет палочкой в черных угольях.
Антон накинул на плечи пиджак, поджег папироску и, даже не прикрыв дверцу веранды, двинулся к сгоревшему дому. Ему хотелось рассмотреть лицо незнакомца, немного поговорить, а уж потом доложить Мамонтову, что, дескать, наезжал сюда такой-то и такой-то, интересовался тем-то и тем-то. Глядишь, Петрович и не забудет, подкинет чего-нибудь за старания.
– Эй, мужик, – крикнул он в спину Дорогину, опираясь локтями на невысокий забор, выкрашенный зеленой краской, – потерял чего? Или, может, к родственникам приехал?
Дорогин уже придумал, как «подъехать» к кому-нибудь из соседей. Он медленно обернулся:
– Участок, наверное, хозяин будет продавать? Дом-то сгорел.
И тут оба – и Хрусталев и Дорогин – напряглись, всматриваясь друг в друга. У Хрусталева возможности подойти к Дорогину не было, мешал забор. Дорогин же двинулся навстречу, его глаза сузились, брови сошлись к переносице. Хрусталев не верил собственным глазам, он был уверен, что Дорогина давным-давно нет в живых.
– Серый, ты, что ли? – картинно сбрасывая с плеч накинутый пиджак и распрямляя спину, воскликнул Хрусталев пересохшим голосом.
– Я, Антон, а то кто же!
– Тебя похоронили давным-давно. Я за упокой твоей души не одну бутылку выпил.
– За упокой души, Антон, свечки ставят, а пьют за здравие.
– Это мы мигом исправим, – воскликнул Хрусталев, совсем забыв, зачем он шел к пепелищу.
Через минуту Дорогин и Хрусталев шли в обнимку, как одноклассники или однополчане. Но их сближало большее – два года, проведенные в одном бараке, два года в одной бригаде. Они знали друг о друге больше, чем родные братья.
Нигде человек не познается так, как в тюрьме. Доверие у Хрусталева к Дорогину и у Дорогина к Хрусталеву было полное. Не виделись они шесть лет, но, как сказал Хрусталев, время и годы Муму ничуть не изменили, а не узнал он его лишь по той причине, что был уверен, что Дорогин давным-давно мертв.
– Я слыхал, Серега, что у тебя дела с Резаным рисковые были?
– Не было никаких дел, слухи это все. Ты же знаешь, Антон, если бы с Резаным дела были, не жил бы я.
– Вот я и подумал. Значит, впрямь врут.
– Ты что здесь делаешь, Антон?
– Живу, вот мой дом. Детей не нажил. Да что я тебе буду рассказывать, живу один.
– Не бедствуешь, – посмотрев на дом, произнес Дорогин.
– Ничего особенного, живу как все. На «Беломор» и водку хватает, а большего мне не надо.
Преследователей Дорогина смутила встреча. Вновь пришлось связываться с Петровичем. В дом, куда они собрались заволочь Дорогина по распоряжению Мамонта, Муму пошел сам – в обнимку с хозяином. Петрович тоже удивился услышанному.
– Ждите там, никуда не лезьте. Только не упустите его. Приеду, решу на месте.
– Слушай, Антон, чей это дом?
– Какой, – картинно осмотрелся Хрусталев.
– Сгоревший.
– Действительно купить хочешь?
Дорогин замялся.
– Ты хоть мне не ври. Как тебе сказать, Серега… Дом этот принадлежал одному, а записан был на другого. Короче, хозяина я знаю, сидели вместе, как с тобой, правда, не два года, а шесть месяцев. После того как ты ушел, он у нас на зоне появился. Я за домом присматривал, он меня подкармливал.
– Хорошо же ты за ним присматривал. И машина небось у тебя есть?
– Конечно есть, «жигуленок», больше мне не надо.
– Ив карты играешь?
– Иногда играю, да тут, правда, не с кем. Но с тобой, Серый, я играть не сяду.
Дорогин рассмеялся:
– Дом странный, аппаратуры в нем было много.
– Было много, теперь ничего нет.
– Что там делали? Хрусталев тут же засуетился:
– Чего это мы с тобой сидим на сухую? Я сейчас, – и он бросился накрывать стол.
Три кота постоянно мешали хозяину, норовя забраться в холодильник.
– Пошли к черту! – и Хрусталев принялся разбрасывать котов, цепляя их ногой под животы. Но наглые животные тут же возвращались, ничуть не обидевшись. – Ночевать у меня будешь, сам Бог тебя мне послал.
Сергею хотелось расспросить Хрусталева подробнее, но тот умолкал, как только речь заходила о сгоревшем доме. «Выпьем, тогда расспрошу, – решил Сергей. – Спиртное языки развязывает. Хотя Хрусталев научен жизнью, зря болтать не станет. Может, мне кое-что и расскажет.»
Когда на столе стояли закуска и холодная водка, Дорогин сказал:
– Я не случайно здесь оказался.
– Я ждал, что ты признаешься наконец.
– Долго объяснять, – наморщил лоб Муму. – Одному хорошему человеку плохо. След сюда вывел. Я не знаю, что здесь произошло, проясни.
Хрусталев сомневался, имеет ли он право выдавать чужой секрет, но потом все-таки решил, что Дорогин свой и два года, проведенных вместе, дают ему на это право.
– Кино здесь переписывали, пиратские кассеты. Теперь уже можно сказать, ведь дом сгорел. Ты не выдашь…
– Порнографические фильмы переписывали? – напрямую спросил Муму.
– Вот этого я не знаю. Я в чужие дела глубоко не лезу. Меня за домом просили присматривать, да и за ребятами, которые там работали. А что они переписывали, куда потом кассеты уходили – меня это не касается. Я сторож, сторожу много знать не положено.
Дорогин понял: здесь переписывались порнографические фильмы, тут располагалась маленькая кинофабрика, отсюда кассеты уходили на Горбушку, и тут получал свой товар Сильвестр.
Держа в руках небольшой стаканчик с водкой, Сергей поинтересовался:
– Антон, ты, часом, такого маленького мужичка, метр с кепкой, здесь не видел?
Антон тут же посмотрел на пустой рюкзак, стоявший на скамейке рядом с Дорогиным, затем ухмыльнулся:
– Сильвестра, что ли?
– Его самого.
– Видел пару раз.
– Убили Сильвестра.
– Знаю, – спокойно произнес Хрусталев и предложил:
– Выпьем за упокой души.
Послышался шум мощного двигателя, и возле ворот остановился огромный черный джип. Хрусталев по-гусиному вытянул шею и испуганно заморгал, вспомнив, что собирался позвонить Петровичу, а тут, на тебе, Петрович приехал сам.
Хрусталев зашептал Дорогину:
– Ты молчи, ты ничего не знаешь.
– Твой хозяин приехал?
– Он самый. Не обращай на него внимания, переговорю по делу, и все. О том, что тебя дом интересует, ни гу-гу.
Петрович не стал дожидаться, пока Хрусталев откроет ему ворота, и с тремя охранниками сам прошел в дом. Такое случалось редко, обычно охрана оставалась на улице. Петрович, недружелюбно глядя то на Хруста-лева, то на Муму, пожал хозяину руку.
Хрусталев оправдывался:
– Это кореш мой, – он указал на Муму, – вместе на зоне сидели. Заехал в гости проведать, давно не виделись. Я уже думал, он на том свете, а гляди, жив.