Кто-то из «туапсинцев» отрекался и уезжал в Америку. Одни оседали там, другие рвались домой, возвращались и попадали за колючую проволоку уже на родине. Кто-то погиб на Тайване. Кто-то жил в бессрочном плену…
А на Родине полным ходом шли съёмки фильма «Чрезвычайное происшествие» о подвиге экипажа танкера. Вячеслав Тихонов еще не сыгравший Штирлица, уже сыграл Лопатина, (даже ради человеческого любопытства не поинтересовался судьбой реального героя).
Жена Элеонора Лопатюк выключала телевизор, когда на экране шёл этот фильм. Её муж был забыт страной, он был в настоящем плену… 39 лет!
В 1993 году ей позвонили китайцы и сказали:
— Ваш муж жив. Мы везем его домой. Вы примете его такого?
Родной порт показался на горизонте, и он его не узнал. Бывшие тюремщики, возвращавшие пленника на Родину, спустили трап. Ему, корабельному коку Лопатюку страна принесла $20 (двадцать!) долларов компенсации за все эти годы.
(прим. П. Иванушкин. Долгий путь из Тайваньской ямы. Жена ждала его из плена 39 лет. — «Аргументы и Факты»: http://www.peoples.ru/state/citizen/vsevolod_lopatuyk/)
Мне очень жаль, что М. В. Иванькову и другим членам экипажа выпал шанс стать свободными людьми, но они выбрали возврат к жизни в стойле коммунистического режима и вернулись на Родину. Основоположники и строители нового социалистического общества Ленин, Троцкий, Сталин и ещё многие большевики не страдали от понятия «тоска по Родине», эти будущие тираны понимали, что для создания их утопического общества им будут нужны специальные люди, не способные мыслить свободно в разрыве с их коммунистической идеологией. Для создания подобной «породы» над людьми проводили насильственную идеологическую обработку. Этот «человек-мутант» был получен и назвали его «советский человек», верный и преданный коммунистическому режиму, а если получался брак в идеологической обработке, даже с мелким дефектом, то он должен был быть уничтожен. Для этого и был создан ГУЛАГ и использовались психиатрические больницы. Человек-мутант — продукт психически больного общества, и ему очень трудно адекватно воспринимать окружающий его мир.
Только три моряка: В. П. Ерёменко, В. С. Татарников и В. Д. Соловьёв смогли сделать свой выбор. Эти трое, несомненно были дефектом советской идеологической машины, и их за это на Родине приговорили заочно… к смертной казни.
63
ИНСУЛИН
После освобождения Леонида Плюща и постоянных обвинений Западом Советского Союза в нарушении прав человека и использовании психиатрических лечебниц в политических целях Кремлю пришлось, хотя бы внешне, подправить фасад своей карательной системы.
Режим в больнице стал мягче. Больным запретили угощать санитаров продуктами под угрозой наказания уколами серы. Теперь у больных появился выбор: сделать своим врагом санитара за отказ дать ему банку консервов или получить пару кубиков серы в ягодицу. Санитары стали меньше понапрасну бить больных, били с оглядкой и то тех, кто чересчур перечил или был сильно гонимым болезнью. Даже Каткова, зам.начальника по медчасти, стала сдержаннее и, насколько это было возможно для её жёсткого нрава, даже предупредительной. Она вспомнила и о Ваське Кашмелюке, который её осенью «лошадиной мордой» втихаря назвал, сделав ему через шесть месяцев (!) амнистию, отменив уколы сульфазина.
— А чего ты такой скованный? — спросил я Кашмелюка, похожего на скелет, обтянутый желто-синей кожей, и голосом поломанной куклы.
— Только серу отменили, а таблетки все оставили, — едва слышно вытягивал он слова. — Подсчитай, восемнадцать таблеток утром дают, двадцать восемь в обед и двадцать четыре — вечером. Семьдесят таблеток в день!.. как же тут не будешь заторможенным.
«Как это работает? Человеку, привязанному ремнями к кровати, вводят тщательно рассчитанную дозу инсулина. После этого происходит впадение в кому, возможно возбуждение, судороги, сильное потоотделение. Кома является управляемой, то есть уровень глюкозы в крови все время контролируется. Кому прекращают через определенное время введением глюкозы.»
Моего брата сейчас тоже сильно лечили. Его перевели в инсулиновую палату, где уже было десять человек и назначили тридцать дней шоковой терапии инсулином! Каждый день в восемь часов утра его привязывали к кровати и вводили внутривенно инъекцию инсулина. Он терял сознание, рвался, ругался или просто орал, как и все остальные больные в палате. Медсёстры и санитары не спускали с него глаз и наблюдали. Больной в этом шоковом состоянии мог говорить даже личные оскорбления и угрозы в адрес главврача больницы или кого угодно. За это больного никогда не наказывали. Курс инсулина начинали с двух кубиков инъекции, увеличивая каждый день на один кубик. Затем, продержав на повышенной дозе её начинали снова снижать, поэтому курс длился около месяца. В Ленинградской СПБ применяли ещё и электрошоковую терапию, когда два электрода приставляли к вискам и пропускали разряд тока.