— Доброе утро, Эстер. Я Абигэйл, портниха из общины "Лучший мир". — на этих словах женщина с легкостью, не присущей для ее размеров, поправила идеально уложенные рыжеватые волосы. — Пастор Нельсон попросил помочь тебе с платьем для самого важного дня в твоей жизни! Не каждой выпадает честь стать "Духовной невестой".
Абигэйл говорила с такой гордостью, будто эта, так называемая, честь выпала именно ей. Не удивлюсь, что она мечтала оказаться на моем месте. Что ж, я бы с удовольствием его уступила.
— Здравствуй, Эстер. Я помощница Абигэйл, Флоренс. — худощавая миловидная женщина средних лет протянула ко мне руку. — Я буду помогать снимать мерки и заниматься фатой. А это — она жестом показала на третью, стоящую у окна женщину в бежевом платье, с копной непослушных темных волос. — Дэбора, флорист. Не будем оттягивать приятные хлопоты и приступим к замерам.
С той самой минуты, как я спустилась в гостиную, мне не удалось проронить ни слова, густой и вязкий комок слюны встал в горле. Я лишь кивком отвечала на каждую реплику приглашенных мастериц.
Удивительно, что Дэниел не выбрал местных портних, они были не менее искусны, чем эти, да и выбора тканей в "Раю" было больше. Я с восхищением вспоминаю, как в двенадцать лет мать взяла меня с собой на примерку очередного платья для чьей—то свадьбы, тогда, пока все женщины были заняты соответствием размеров и тканей, мне удалось пробраться в комнату, где хранился материал для будущих творений. Все помещение было забито шкафами с перекладинами, на которых висели рулоны разнообразных цветов и фактур. Я аккуратно, словно боясь нанести непоправимый ущерб, касалась каждого отреза ткани и удивлялась их текстурам.
Мать подхватила меня под локоть и подвела к центру гостиной, где раньше располагался журнальный столик, стоящий теперь под окном, и велела расставить руки и ноги в стороны.
Портнихи закружили вокруг меня, держа в руках ножницы, игольницы, сантиметровые ленты и другие, нужные им, принадлежности для шитья.
Старшая Митчелл тем временем рассматривала разнообразные отрезы ткани, то и дело подставляя лоскутки к моему лицу, чтобы выбрать подходящий оттенок. Выложив на диван три небольших кусочка, она обратилась ко мне, во взгляде читалась искренняя радость, словно это она выходила замуж:
— Я подобрала три, наиболее подходящих тебе, ткани. Посмотри внимательно и выбери тот, что тебе понравится.
Знала бы она, что мне нет дела до того, из какой ткани будет свадебное платье, какие туфли прикажут надеть и какую прическу сделают, то мать бы даже не старалась.
Но сейчас я чувствую себя актрисой, которая должна безукоризненно сыграть свою роль, в драматическом спектакле и вызвать бурю эмоций у зрителей и других актеров, чтобы каждый внимал моим словам и верил в них.
— Конечно, мам. А что можешь посоветовать ты?
Пока мать раздумывала над своим выбором, я вертела в руках три лоскутка: провела кончиками тоненьких пальцев по каждому, поднесла ближе к лучам солнца, приложила каждый к своей коже. Делала те же действия, что и любая невеста.
Один из кусочков понравился мне больше всего, — плотная шелковая ткань блестела на солнце, образовывая незамысловатые переливы, а пальцам было приятно прикасаться к гладкой, будто бы струящейся, фактуре, — это был атлас.
— Я, определенно, выбрала бы атлас. Абигэйл, а ты как думаешь?
Женщины бурно обсуждали плюсы и минусы каждой ткани, казалось, что они готовы спорить до хрипоты, пока их голоса совсем не исчезнут, настолько каждая хотела показать правильность своего выбора.
— Соглашусь с тобой, Марша. — Абигэйл измеряла мою талию, грубые руки стиснули сантиметровую ленту вокруг меня. — Но выбор остается за невестой.
Каждый раз, когда я слышала слово "невеста", желудок болезненно сокращался и норовил выпустить наружу всю съеденную мной еду. Противно. До тошноты противно. Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу.
— Тогда выберем атлас. — мать просияла одной из своих лучших улыбок и подошла к флористу для выбора венка, что будет украшать мои волосы.
Как же я хочу, чтобы этот театр абсурда быстрее кончился. Неужели глупые женщины не осознают всю низость своего существования? Как человеку в здравом уме может нравиться, что им управляют, как куклой? На эти вопросы я, возможно, никогда не смогу найти ответ.
— Знаешь что, оставь эти варианты. Нужно повторить тот же венок, что был на Элизабет Уайт! Ох, он был само совершенство, как и девочка.
Услышав имя подруги, я обернулась и наши с матерью взгляды скрестились: ее — излучал покой и умиротворение, мой — ярость. Это было сравни перестрелке между опасным преступником и шерифом, только кто из нас был кем, понять несложно. Она умолкла, поняв, что мне не нравится упоминание об Элизабет.