"Не важно, живой или мертвой".
Глава 10.
Эстер.
Яркая вспышка света озаряет небольшую прямоугольную прихожую и несколько дверных проемов, ведущих в глубину дома. От этих стен буквально веет тайнами, но возможно такое ощущение из-за того, что я совсем не знаю его обитателей.
Мама Эмили с любопытством разглядывает меня, боясь начать разговор первой и в очередной раз смутить меня. На самом деле, я не прочь поговорить, лишь бы отделаться от назойливых мыслей о пасторе Нельсоне.
Сомнения гложут мою душу - замечено ли мое исчезновение? Если да, то мне нужно как можно скорее залечь на дно, а в лучшем случае - сменить имя. Зная о том, что цепкие руки Дэниела дотянутся до меня, - в этом ему помогут его многочисленные связи, - рисковать нельзя. Но единственное, что сейчас требует мое тело - отдых и хорошая горячая еда. Не помешало бы, конечно, чуть-чуть тепла и поддержки, но я не могу просить их от семьи Эмили.
Так же внимательно рассматриваю стоящую ближе к углу женщину: темные, чуть вьющиеся волосы едва касаются плеч; серо-зеленые глаза, - такие же, как у Эмили, - обрамлены густо накрашенными черными ресницами, от того они выглядят еще ярче и проницательней; губы сжаты в узкую линию, вокруг них появились мимические морщинки - значит, женщина любит улыбаться; а ямочка на подбородке, добавляющая внешности очарования, точно такая же, как у дочери. Неимоверное сходство, но в то же время явные различия завораживали, одурманивали и заставляли задуматься о том, какая же удивительная штука генетика.
— Мама, сделай нам чай. - Эмили первой нарушает тишину. - Скоро к тебе присоединюсь.
Женщина, - я до сих пор не знаю ее имени и от этого становится неуютно, - широко улыбнувшись, плавно кивает головой, словно аристократка, и проходит в одну из открытых дверей.
— Эмили, прости, что не спросила сразу, но как зовут твою маму?
Отчего-то подруге стало смешно и она не сдерживая себя рассмеялась, наполняя дом звонким смехом, напоминающим переливы колокольчиков:
— Энн. Только не смей называть ее миз О'Брайен - мама терпеть этого не может. - Эмили взяла меня под локоть и провела в гостиную, где уже горел тусклый свет. - Хотя, иногда я называю ее именно так. Мама так смешно злится!
Теперь уже я не могу сдержать смеха. На душе становится так тепло, хотя я знаю эту семью считанные минуты, но почему-то они кажутся мне добрыми и любящими людьми.
Эмили оставляет меня один на один с незнакомой комнатой и удаляется помогать матери, а, возможно, обсудить меня и рассказать причины приезда.
Пользуясь случаем, разглядываю комнату - здесь царит чистота, изящество и обилие хорошо сохранившихся старинных вещиц. Пахнет свежими апельсинами. В центре комнаты стоят два маленьких дивана, достаточно старых, чтобы соответствовать общему стилю, но без той жесткости, которая у меня ассоциируется со старинной мебелью. Кончиками пальцев едва прикасаюсь к обивке и ощущаю приятную мягкость шенилла; витиеватые узоры из серебряных нитей выгодно выделяются на светло-кофейной ткани, цветом сочетаясь с ножками диванов и тюлем на окнах. Еще здесь есть стеклянный столик, на который, непременно, удобно ставить чашечку утреннего кофе и класть любимую книгу; плоский телевизор на противоположной стене занимает почти все свободное пространство; два рабочих стола - один побольше с крышкой, меняющий наклон, второй поменьше и совершенно обычный, и возле каждого стоят старомодные кресла на роликах. Под большим окном располагается кушетка с такой же обивкой, что и диваны, и почему-то я уверена, что по утрам из этого окна открывается великолепный вид на пустыню или окрестности города.
Но все мое внимание отнимает торшер, который теплым светом озаряет комнату: узоры на абажуре выполнены в стиле "Тиффани" - изящные пурпурно-зеленые гроздья, изображающие глицинию.
Обстановка так и кричит о том, что хозяйка приложила немалые усилия для достижения уюта и гармонии - мне это по нраву. В нашем прошлом доме, - до приезда в Рай мы жили в небольшом таунхаусе в центре Мескита, - царил такой же уют, ровно до того момента, когда сломалась мать. Мне до сих пор тяжело вспоминать дни, наполненные грустью и отчаянием, черная завеса опустилась на нашу жизнь и долго не отпускала из своей тени - именно тогда семья Митчеллов изменилась навсегда и тогда же мы попали в цепкие лапы "Рая" и пастора Нельсона.
Мне было десять, когда родители начали паковать чемоданы и петь оды замечательной церкви, пастор которой провел беседу и согласился им помочь. В силу возраста, я не понимала, какая помощь нам требовалась - деньги всегда были в нашем распоряжении и особой нужды мы не испытывали; уютный дом, не в аренду или кредит, а наш - собственный, построенный отцом; хорошая школа и такая же хорошая работа у родителей. Хотя, с последним у папы возникли некоторые проблемы, в детали которой меня упорно не хотели посвящать. Единственное, что я знала - провальное дело, в котором его адвокатская контора не смогла добиться признания невиновности действительно невиновного человека. Этот случай подкосил отца.