А что касается матери, то там все просто - тяжелое заболевание сестры, которое погубило ее за несколько месяцев: из цветущей и радостной женщины, она превратилась в лежачего, депрессивного и сломленного человека. Такую перемену в моральном состоянии тети Ивонны достаточно легко было объяснить, но тяжело осознать: когда болезнь забирает у тебя жизненные силы, лишает привычных забот и уклада - ты воля не волей сдаешься и начинаешь копаться в себе, разбираясь откуда на твою голову свалилось столь тяжелое испытание.
Днями, наблюдая за ухудшающимся состоянием, мать все больше закапывала себя в яму отчаяния, стараясь забрать, хотя бы морально, всю боль на себя, молила Бога о скорейшем исцелении. Только сейчас я понимаю, что никакой Бог не сможет помочь, если не помогают лекарства. Чуда не случилось, - рак, одно из тех заболеваний, что беспощадно убивает тебя, забирая жизнь по крупице, не давая надежды на светлое будущее и лишая стимула к жизни, - Ивонна умерла ровно через семь месяцев после постановки диагноза - неоперабельный рак четвертой стадии с отдаленными, многочисленными метастазами.
Казалось, что в этот же день умерла и душа матери. Первые недели она была живым трупом, который на автомате выполнял привычные действия, сопровождаемые горькими слезами и тихими криками беспомощности. Смерть Ивонны была ударом искусно заточенного меча в самое сердце.
Из-за всех этих, казалось бы, мелочей, одним весенним днем мы оказались у ворот "Рая" и тогда началась игра под названием "Выживание".
Витая в воспоминаниях, я не заметила, как Эмили стояла скрестив руки и наблюдала за мной. В ее позе читалась скованность, которой раньше не было. Неужели она жалеет о том, что помогла мне?
— Чай готов! - радостно оповестила подруга, и вся скованность сошла на нет. - Маме не терпится расспросить тебя обо всем. Главное, не стесняйся и говори правду.
Правду? Не напугает ли она миз О'Брайен?
Проследовав за Эмили, я очутилась в не менее уютной кухне: повсюду царил порядок и чистота, в воздухе витал запах свежей выпечки и мятного чая.
Обстановка напоминала кухню из рекламы готовых завтраков: светло-салатовые стены и кухонный гарнитур в цвет к ним с белой мраморной столешницей; на окнах лавандово-розовые английские шторы; круглый деревянный стол, накрытый белой скатертью с россыпью розовых соцветий.
Энн уже сидела за столом в окружении чашек и заварочного чайника, в центре стола располагалась круглая чаша, наполненная всевозможными фруктами, слева от нее возвышался пирог, а справа - баночка с шоколадным печеньем.
— Присаживайся, милая. - тихий голос Энн дарил блаженное спокойствие и я, словно робот, последовала указу и села рядом с ней. - Бери все, что хочешь и ни в чем себе не отказывай.
— Спасибо, миз... - запнувшись, я вспомнила о наказе Эмили и поспешила исправить ситуацию, - Энн. Все выглядит аппетитно.
— Еще бы! Пирог пекла Эмили. Провела за готовкой почти весь вчерашний день. - радостно сообщив об этом, женщина принялась разливать по чашкам чай и завела ненавязчивую беседу.
***
Время, пролетевшее за бессмысленными разговорами, бесследно утрачено, но зато я почувствовала себя живой. Пожалуй, это был один из тех моментов, когда я ощущала себя настоящей: любопытной, общительной, веселой и нужной. Я была нужна семье О'Брайен, как бы глупо это не звучало.
Энн ясно дала понять, что с радостью принимает меня в своем доме и разрешила гостить столько, сколько нужно. Но об одном она явно или намеренно забыла спросить - цели моего приезда.
Мы сидели в гостиной, в окружении тихой музыки, доносящейся из телевизора - она успокаивала нервы и рассудок, прекращала навязчивый поток мыслей.
— Эстер, мне правда неудобно спрашивать о таком, но почему ты решила сбежать от родителей? - в глазах женщины отражалось беспокойство, свойственное большинству матерей.
— Я рассказала ей, - мягко перебила Эмили. - Но основную часть истории оставила для тебя.
— В общем-то, я сбежала не от них. Не знаю, как вы отнесетесь к такому, но...