Не знаю, что на меня нашло, но я резко выпалила:
— Энди, мне нужно кое-что тебе рассказать.
Парень медленно повернул голову, закинув за нее руку и развалился на диване:
— Что случилось?
— Н-ничего, - запнулась я, заламывая пальцы рук, чтобы скрыть дрожь, - это было в прошлом. Но я чувствую, что должна поделиться этим, чтобы наша дружба была настоящей и не омрачалась шлейфом тайн. - заглянув в его глаза, я почувствовала теплоту и беспокойство и тогда слова полились сами собой.
Дослушав мой рассказ, Энди поменялся на глазах: он стал напряжен, на скулах заиграли желваки, а зрачки расширились так, что за их чернотой не было видно глубинного оттенка радужки. Все это время Фостер молчал, лишь изредка сжимал кулаки, либо нервно поправлял волосы.
— Эстер, - парень крепко обнял меня и принялся раскачиваться, будто укачивал дитя, - Я не мог представить какой ужас ты пережила! Если бы ты могла почувствовать, как я счастлив от того, что ты смогла сбежать оттуда! - отодвинувшись от меня, он взял своей ледяной рукой мою и прислонил к груди в районе сердца - я услышала бешеный ритм, отдающийся эхом во мне. - Чувствуешь? Даже мое сердце кричит о том, как я рад. Правда, Эстер, это очень тяжелое испытание, но ты не сломалась. И не смей думать о словах Кайла - он не знает тебя настоящую, а судит лишь по твоим поступкам.
Неловко убрав руку с мускулистой груди, я уставилась в пол, пытаясь осознать, что сейчас было - флирт или дружеская поддержка? Я склонялась ко второму, ведь мы с Энди договорились, что будем друг для друга железобетонной поддержкой, способной выдержать любые удары и места другим чувствам в наших отношениях не может быть. Фостер удерживает меня в настоящем, не давая исчезнуть раз и навсегда из поля зрения друг друга.
— Спасибо, что не ушел и принял мое прошлое. Я ценю это.
Взявшись за руки, мы продолжили сидеть плечом к плечу в воцарившейся тишине, которая была предвестником чего-то хорошего и пустыми глазами смотрели на экран, где замер главный герой сериала, ласково улыбаясь своей девушке.
Спустя долгие минуты, Фостер нарушил молчание и предложил идею, которую я уже давно лелеяла:
— Я знаю как помочь другим девушкам, оказавшимся в таком положении! - выдав эти слова, будто совершил некое открытие, Энди принялся расхаживать из стороны в сторону, крепко сцепив руки за спиной. Взволнованный взгляд блуждал от меня к окну, а улыбка расцветала на его лице с геометрической прогрессией.
А далее последовал долгий рассказ о том, как нам стоит действовать и обещание помочь. И я верила его словам, ведь Энди - мой якорь.
Его идея пришлась мне по душе, не только из-за того, что мы одинаково мыслили, но и из-за того, что наша специальность поможет в достижении цели. Фостер вызвался помогать в любых испытаниях, которые были уготованы нам на пути разрушения "Рая" и репутации пастора Нельсона.
Почему же я так воодушевилась идеей? Тут было все просто - мне неимоверно нравилось направление, которое я выбрала - журналистика, благодаря ей я смогу осветить проблемы религиозных общин и обратить внимание не подкупленных полицейских, на происходящее за высоким забором. Первые статьи, которые я публиковала в студенческой газете, были абсолютно на разные темы - я нарабатывала опыт, чтобы во время второго года обучения устроиться в местную газету, -"События Глендейла. Сейчас и тогда.", - хотя бы стажером, чтобы иметь шанс направить более опытных журналистов на след пастора Нельсона и его приспешников.
Журналистика стала спасательным кругом не только для меня, как жертвы издевательств и неподобающего отношения к детям, но и для других - тех, кто еще не знает, что помощь идет. Скоро все дети и подростки, лишенные нормального детства, смогут вдохнуть пьянящий аромат свободы.
Почти все свободное время, которое было в нашем распоряжении, мы проводили за поиском информации и анализировали ее - пригодились даже наработки с Эмили, которые я отсортировала в разные папки.
После тяжелого трудового дня, я бежала домой, где меня непременно ждал Энди, облокотившись на кирпичную стену и держав в руках пакет с едой - этакий ритуал, ставший повседневностью.
В некоторые дни приходилось особенно трудно: работа в закусочной выматывала так, что я не чувствовала собственных ног, будто их отрезали циркулярной пилой, а края ран забыли, или не захотели, обработать; задания из колледжа с каждым разом становились сложнее, но это лишь добавляло азарта для их выполнения. Приходя домой, я валилась на кровать и даже забывала переодеться, но это ничто по сравнению с тем, как я работала на благо общины, тогда я не чувствовала от усталости вообще ничего, даже собственный мозг отказывался посылать сигналы в конечности - все привычные движения я выполняла на автомате.